"У всех такие вымотанные лица, но лишь немногие учувствовали в войне. Это речь — итог случившегося. Смогу ли я взять на себя такую ответственность?"
Я выпрямила плечи и решительно заговорила.
— Этот путь был долог и тернист. Война унесла жизни, растоптала наши души, истерзала настоящее и будущее. Многие из вас не участвовали в войне, но вы видели её следы, что отпечатались в выживших. Я видела много смертей. Я видела так много крови, что могла искупаться в ней! Я видела боль, одну лишь боль. — я закрыла глаза, сжала кулак и прокричала: — Но мы не должны забывать об этом! Мы должны помнить, как это ужасно, чтобы это больше не повторилось! Чтобы смерть погибших была не напрасной! Мы должны помнить каждого павшего в бою! Ведь это всё, что нам осталось, — помнить. Я буду помнить Мисселину — самое светлое и чистое существо, что породил этот грязный мир! — Геральд незаметно кивнул мне, улыбнувшись кончиками губ. — Я буду помнить отважного демона Мамона, боровшегося за дело, в которое он верил! — Мими прижала руку к груди, не сдерживая поток слёз. — Я буду помнить Дино, его принципиальность, твёрдость и силу духа! Может, он не слышит меня, но слышите вы, так что знайте: я восхищаюсь им. Он был достоин жизни больше чем кто бы то ни был! Я буду помнить о Лое! Вы знали его как Фыра, морского дракона! Но знайте теперь и то, что за ним скрывался человек! Он отдал свою жизнь, так и не вкусив её! Помните об этом! Я буду помнить маму! И пусть она умирала, ненавидя меня, я любила её до последней секунды и люблю сейчас. Мы боролись на разных сторонах, но идеи, что двигали нами, не отменяют нашу любовь! — я умолкла. Прошептала лишь себе под нос: — Прости, мама…
Горло сжала судорога от того, как отчаянно я пыталась подавить рыдания. Голос мой срывался, но я не прекращала говорить.
— Кто знает, может, вы боитесь меня? Боитесь, ведь я на стороне Мальбонте? Хочу, чтобы вы знали: настала пора перемен! Война задела всех. В ней нет ничего приятного, но она привела к изменениям! — я снова сжала кулак, как бы ловя себя на слове: — Обещаю, стагнации, к которой привёл жестокий в своём равнодушии Шепфа, приходит конец! Отныне мы идём вперёд! Отныне всё будет иначе!
Мальбонте ободряюще кивнул и неожиданно вмешался.
— Расскажи им. Расскажи им правду.
— Сейчас?
— Давно пора.
— Да… да, я расскажу. Расскажу то, что скрывал от вас Создатель! Шепфа не единственный Создатель!
Волна беспокойства обрушилась на меня, едва я договорила предложение.
— Существовал ещё один — Шепфамалум. — я рассказала им всё, следя за тем, как менялись выражения их лиц. Как отторжение переходит в агрессию и недоверие, а следом за ними приходит понимание.
Когда я закончила, никто не смел ничего добавить: ни крикнуть, ни шепнуть на ухо — ничего. Стоя на сцене, я чувствовала холодок от будущего, что уже было почти на пороге. И это было самое прекрасное, что я испытывала с конца войны!
"Теперь они всё знают…"
Я выждала, пока они переварят сказанное, и добавила:
— Я верю в лучшее! Верю, что мы на правильном пути! Верю, что чёрная полоса наконец сменится белой. Я верю в себя и верю в вас! Мы будем мудрыми бессмертными!
Толпа, словно очнувшись, подала голос, и голос этот был полон такой же веры. Аплодисменты ещё долго не утихали. Я спустилась со сцены. Мальбонте преградил мне путь.
— Это было хорошей репетицией перед остальными твоими речами.
— Какими речами?
Он провёл рукой по горизонту, простиравшемуся вдали.
— Мы будем править. И не станем, как Шепфа, прятаться в тени. Народ должен слышать наш голос, а мы — его. — он поцеловал меня в щёку. — Скоро встретимся. — Мальбонте скрылся среди бессмертных.
— У тебя была сильная речь. Мне понравилось. — Мими обняла меня и долгое время не отпускала.
— Спасибо.
— И что дальше? Вы с Мальбонте станете новыми Шепфа и… Шепфамалумом?
— Нет. Не совсем… — я обняла Мими. — Теперь всё будет действительно хорошо!
Мими рассмеялась.
— Это мы ещё посмотрим!
Из-за угла вышел Люцифер. Мими оставила нас наедине. Он долго на меня смотрел, прежде чем задать вопрос.
— Так, ты теперь с ним?
— Да.
Он покачал головой и мягко улыбнулся.
— Надеюсь, ты счастлива. — и так же быстро удалился.
Не знаю, как и когда, но, потерянная в размышлениях, я забрела в сад. Теперь его украшала статуя Шепфа. Мне было не по себе от мысли, что он будет у всех на виду. Словно в насмешку, как какой-нибудь трофей. Но когда я села на скамью и снова взглянула на замурованного Шепфа, на душе стало спокойнее. Его образ навевал на разные мысли. Война подкосила меня. Теперь я была лишь призраком самой себя. И всё же я знала, что переживу это. Переживу все смерти, всю боль, всю ярость и всё сожаление. Я снова возрожусь, как феникс — нет, я стану лучше, чем прежде! Фениксу это не по силам, а я сделаю.
"Я справлюсь! Справлюсь!!!"
Статуя наблюдала за мной так же, как и я за ней. И это мгновение как бы замерло, растянулось бесконечностью. И всё, что происходило после, всегда возвращалось к тому моменту, когда я решила для себя, что справлюсь со всем, что бы ни встало у меня на пути.
Прошло несколько лет, прежде чем мир бессмертных восстановился от разрушения войны. Ненависть народа к Мальбонте таяла долго, как снег после холодной зимы. Но проходило время, и ненависть перешла в настороженность, настороженность — в недоверие, а недоверие понемногу сменилось верой. Война, как бывало и на земле, помогла её участникам сломать иерархию власти. Люциферу удалось добиться трона Сатаны. Ради этого он едва не породил новую войну, но вовремя потушил очаги недовольства и, как и обещал, сел на трон, не спрашивая разрешения Мальбонте. Мальбонте на это лишь усмехнулся, и в его усмешке было заметно скрываемое уважение. После произошедших событий директора школы сменялись, но никто не мог с необходимой чуткостью и строгостью подойти к её правлению. Мими неожиданным образом проявила оба эти качества. Она взяла на себя ответственность за школу, и ученики быстро прониклись к ней уважением. Энди стал главным крылолётчиком. Не было более решительного, смертоносного и стратегически подготовленного бойца, чем он. Что до остального…
Цитадель была полностью расформирована. Теперь во главе встали мы с Мальбонте. Мы избрали остальных советников, состоящих из демонов и ангелов. Впервые власть принадлежала не только одной стороне.
Когда настал день нашей инаугурации, я испытывала тревогу, но вместе с тем решимость. Снаружи кричали, скандируя наши имена. Мальбонте поправил плащ. Брови его твёрдо опустились к переносице. Он был, как всегда, строг и серьёзен.
— Готова?
Я перевела дыхание, тихо, но неустрашимо ответила:
— Готова.
Мальбонте открыл дверь, помедлил:
— Слышишь? Они надеются, что мы сделаем их жизнь лучше.
— Не подведём же их.
Он поцеловал меня в губы коротким поцелуем, и мы вышли на балкон.
Тысячи рук тянулись к нам. Я вжалась в перила, с трепетом наблюдая за набитой площадью бессмертными. Кто-то прокричал: "Да здравствуют Мальбонте и Виктория!" И остальные подхватили.
Есть повесть о братьях, что живут в небесах. Один светел как день, другой как тьма. Один был доволен, другой — разъярён. Он считал, что всем обделён. И началась битва, чей конец не предвидеть. Так легко всё разрушить, так легко ненавидеть. Но чаша весов склонилась к добру. Беда живёт ночью, покой приходит поутру. Что было однажды, то будет и дважды. Придёт день, и бессмертный крылья раскроет. Как ангел споёт. Как демон завоет. У монеты всегда две стороны. Sapere aude — приди и возьми. Всё в этом мире наполнено тьмой. И всё в этом мире окружено добротой. Ты — это свет, что держит обет. Ты — это мрак, что сам для себя враг. Есть повесть о братьях, что живут в небесах. В ангелах и демонах поселили страх. Секрет небес — ещё тайна для них.