– Это усложняет положение, – сказал Мейсон.
Представитель власти подозрительно посмотрел на адвоката.
– Странно, – заметил помощник шерифа, – почему владельца похищенной яхты сопровождает один из ведущих адвокатов штата по уголовным делам?
Мейсон усмехнулся.
– Это долгая история.
– Может быть расскажете?
– Нет.
– Мы добудем необходимые факты. Так или иначе, но мы это сделаем.
– Когда был убит этот мужчина? – прервал его Мейсон.
– Очевидно, несколько часов тому назад, пока еще не ясно. Сейчас я должен сделать доклад шерифу, наложить арест на яхту, затем мы отправимся на пристань, где с помощью технического персонала тщательно осмотрим судно. Предупреждаю вас, что все, что вы потом скажете, может быть использовано против вас.
– Вы уберете яхту отсюда? – спросил Мейсон.
– Мы вынуждены это сделать, – ответил помощник шерифа. – На пристани дактилоскописты, фотографы и эксперты осмотрят яхту.
Мейсон хотел что-то сказать, но сдержался.
– Это в вашей власти, – произнес он наконец.
– Может быть, хотите сделать какое-нибудь заявление? – спросил помощник шерифа.
Адвокат отрицательно покачал головой.
– А вы? – обратился помощник к Бэнкрофту.
– Подождем результатов осмотра яхты, – ответил за миллионера Мейсон. – Все происшедшее для нас чересчур неожиданно.
– А мне кажется, – заметил помощник шерифа, – что вы, напротив, очень подготовлены к подобным неожиданностям.
13
Только в шесть часов вечера Бэнкрофт и Мейсон вышли из конторы шерифа. Деллу Стрит отпустили через несколько минут после того, как яхта была доставлена к пристани.
Сидя в машине, миллионер вслух предавался своим размышлениям.
– Как вы думаете, они уже допросили мою жену? – спросил он Мейсона.
– Разве вам не понятно, почему они нас так долго держали? Они, безусловно, уже допросили и вашу жену, и вашу падчерицу, и ваших слуг.
– Я очень просил жену не давать никаких показаний. В случае чего заявить, что она будет говорить только в моем присутствии.
– Вам следовало бы позвонить мне вчера вечером, – напомнил ему Мейсон. – Вместо этого вы стали давать жене советы. По правде говоря, я не доволен всем происшедшим.
– Я вас не понимаю.
– Мне кажется, – пояснил Мейсон, – что вы мне не все рассказали.
После некоторого молчания Бэнкрофт произнес:
– Да, Мейсон, вы вынуждены играть вслепую. Прокуратура попытается обвинить во всем мою жену, но они не смогут ничего доказать, и мне кажется, что они не смогут возбудить дело и против меня. Вы же должны доказать, что никто из нас не имеет никакого отношения к событиям вчерашнего вечера. Пускай полиция попытается сделать невозможное.
– Иногда полиции, – заметил Мейсон, – необычайно везет.
– Я знаю, но мне кажется, что вряд ли с теми фактами, что у них имеются, они смогут что-нибудь доказать. А вот как только у них окажутся отпечатки пальцев Джилли, они сразу же узнают, что он бывший заключенный и, возможно, шантажист.
– И затем свяжут его смерть с письмом шантажистов, обнаруженным в кофейной банке, – заметил адвокат. – Что тогда?
– Тогда, – сказал миллионер, – у них будут только голые факты: наличие трупа шантажиста и подозреваемой женщины, его возможной жертвы. Им, однако, не удастся доказать, что у моей жены или у меня были какие-либо личные контакты с Джилли.
– Что ж, будем надеяться, – произнес Мейсон.
– Обычно, – продолжал Бэнкрофт, – когда человек невиновен, он честно и откровенно все рассказывает в полиции. Иногда ему верят, иногда – нет. Если же он виновен, он молчит и дает возможность полиции самой добывать все необходимые факты.
– Ну и что?
– А то, – пояснил Бэнкрофт, – почему бы невиновному не воспользоваться теми лазейками, которые открыты для виновного. Своим молчанием и своей надеждой на то, что они сломают шею, прежде чем добьются каких-либо результатов, мы даем полиции возможность делать шаг за шагом.
– У меня нет выбора, – заметил Мейсон. – Если бы вы позвонили мне вчера вечером, когда вернулась домой ваша жена, мы бы выдвинули версию о самозащите, и она была бы достаточно убедительной. Сейчас слишком поздно выдвигать эту версию, если, конечно, ваша жена не пытается кого-то покрыть. Таково положение дел.
– Что ж, но все-таки придется воспользоваться моей стратегией.
– Хорошо, но я сделаю это только при одном условии, – неожиданно произнес адвокат.
– Каком?
– Если вы мне откровенно расскажете, что в действительности произошло вчера вечером?
– Я же рассказал вам.
– Нет. Вы кое-что опустили. Вы что-то скрыли. Мне же нужно знать правду.
– Вы не сможете защищать нас, если будете все знать.
– Человек всегда имеет право на защиту в суде, – сказал Мейсон, каковы бы ни были обстоятельства. Я не смогу защищать вас, если _н_е б_у_д_у_ все знать.
– Хорошо, – произнес Бэнкрофт. – Я думаю, вам все равно станет о них известно. Насквозь промокшая, моя жена приехала домой и затем рассказала мне следующее: она решила предоставить Ирвину Фордайсу нашу яхту, так как была уверена, что на ней его никто не будет искать и что мы сможем избавиться от него, по крайней мере до свадьбы, а, возможно, даже до тех пор, пока все не утрясется. Филлис приехала к нему домой, привезла его в порт, поднялась с ним на яхту, вновь поехала в город – на этот раз за деньгами, и потом опять вернулась к лодке. На яхте есть провизия. Мы всегда хранили на ней много консервов, так что без захода в порты на яхте можно было спокойно добраться до Каталины или Энсенады и вести беззаботную жизнь яхтсмена.
– Продолжайте, – сказал Мейсон, когда Бэнкрофт замолчал. – Расскажите мне о том, что произошло:
– После того как Филлис раздобыла деньги и вернулась к яхте, там не было никаких признаков Фордайса. Вместо него на борту оказался Джилли, который явно собирался убить мою жену. Тогда она выхватила револьвер из сумочки, полагая, что он поднимет руки. Он же двинулся на нее. В этот момент яхта наскочила на мель. Филлис невольно нажала на курок. Джилли замертво упал у ее ног. Филлис прыгнула за борт, поплыла к берегу, а затем помчалась в машине домой, где и рассказала мне о происшедшем. И вот тогда-то я совершил ошибку. Она была в истерике. У меня есть сильный наркотик, который я иногда принимаю в случае острой боли в желудке. Я заставил ее принять это лекарство, чтобы она заснула. Я сказал ей, что мы обо всем расскажем в полиции утром, когда она почувствует себя лучше.
– Что было потом? – спросил Мейсон.
– Я поехал в порт.
– И поднялись на яхту?
– Дело в том, что яхты не оказалось там, где Филлис ее бросила.
– Что вы намеревались делать потом?
– Я хотел выйти в открытый океан и сбросить там тело Джилли. Вам я ничего не собирался говорить. Никто не смог бы установить связи Джилли с моей женой или со мной лично.
– Итак, вы не нашли вашей яхты?
– Да, она исчезла. Вы же помните, что был прилив, а когда яхта наскочила на мель, был отлив. Прилив снял яхту с мели и вынес ее в открытый океан, и я не смог ее обнаружить из-за сильного тумана. Я был абсолютно беспомощен. Я искал яхту два или три часа, а затем, совершенно изможденный, вернулся домой.
– Хорошо. Я очень рад, – сказал Мейсон, – что вы наконец рассказали мне всю правду, но вы уже сожгли все мосты. Если бы ваша жена сразу же отправилась в полицию, она могла бы там все рассказать. Ее действия рассматривались бы как самозащита. Все звучало бы довольно убедительно.
– А разве она не может этого сделать сейчас? Она же не знала, что у меня было на уме.
– Конечно знала, – мрачно заметил Мейсон. – И не пытайтесь убедить меня в обратном.