– Револьвер был заряжен?
– Да. Я сама его зарядила.
– Где вы научились этому?
– Муж хотел, чтобы я умела им пользоваться в случае необходимости. Он всегда учил меня стрелять, когда мы выезжали на виллу в горы.
– Муж учил вас стрелять именно из этого револьвера?
– Да.
– Что произошло, когда вы достали револьвер?
– Джилли сперва на какое-то мгновенье опешил, а потом вновь двинулся ко мне. Меня просто парализовало от страха. В этот самый момент якорь за что-то зацепился, яхта резко остановилась и, когда ее тряхнуло, я непроизвольно нажала на курок, потеряла равновесие и упала.
– И что произошло?
– Я выстрелила.
– Куда?
– Прямо ему в грудь.
– Откуда вам это известно?
– Но я ведь наставила оружие прямо ему в грудь!
– Что вы сделали потом?
– Я бросилась к борту яхты и прыгнула в воду.
– Но, если вы выстрелили в него и были уверены, что он мертв, почему же вы так его испугались?
– Я... не знаю. Я... Наверное, в этот момент я не была полностью уверена в его смерти. Я только хотела покинуть яхту.
– Что случилось с револьвером?
– Точно не знаю. У меня тряслись руки, я попыталась сунуть его в сумочку, но он выскользнул, упал на палубу, а затем я слышала всплеск воды.
– Где была сумочка?
– У меня на руке.
– Когда вы прыгали в воду, револьвер был у вас в руке?
– Я же сказала, что слышала, как он упал на палубу, а затем в воду.
– А сумочка?
– Во время падения в воду она соскользнула с моей руки.
– Что потом вы сделали?
– Я нырнула и поплыла к берегу.
– Долго вы плыли?
– Нет. Я сделала всего несколько гребков, затем встала на ноги и пошла к берегу.
– В каком месте?
– Поблизости от причала. Я узнала его.
– На каком расстоянии от него находилась яхта?
– Мне кажется, в это время был прилив, и она двигалась в направлении причала и была примерно в тридцати-сорока футах от него. В двадцати-тридцати футах от причала я встала на ноги и пошла к берегу.
– Что вы сделали потом?
– Я пошла к автостоянке, вынула из-под коврика в машине ключи видите ли, я часто забываю сумочку или теряю ключи, поэтому и храню их под ковриком в машине – и поехала домой. Там я сняла мокрую одежду и рассказала мужу о происшедшем.
– Что он сделал?
– Он заявил, что я в истерике, что мне нельзя в таком состоянии обращаться в полицию, особенно, когда мы толком не знаем, что произошло; что он собирается съездить и поискать яхту и убедиться, что я в действительности убила Джилли; что только в таком случае он сообщит о происшедшем в полицию. Он заставил меня принять какие-то таблетки. Это было сильное успокоительное, которое Харлоу иногда принимал ночью во время болей в желудке. Он дал мне двойную дозу.
– Что произошло затем?
– Какое-то время я нервничала. Потом сказалось действие таблеток. Мне стало тепло и спокойно. Я заснула и проснулась только днем. Харлоу, стоявший у моей постели, сказал: «Филлис, прими эту таблетку».
– Что вы сделали?
– Я ее проглотила.
Мейсон повернулся к журналистам.
– Господа, так обстояло дело. Можете задавать моей клиентке любые вопросы. Она постарается на них ответить.
– Когда это произошло? Я имею в виду выстрел, – сказал один из журналистов.
– Я думаю, – откровенно призналась миссис Бэнкрофт, – что следователь правильно установил время. Это произошло примерно часов в девять.
– Вы хотите сказать, что до этого не видели Джилли? – вмешался Хастингс.
– Я избегала его и была очень удивлена, увидев его на борту яхты.
– Маловероятно, – проворчал Хастингс.
– Возможно, вы перестанете нас прерывать, – заметил кто-то из репортеров. – Мне нужны факты. Можете ли вы, миссис Бэнкрофт, объяснить причины, по которым хотели оставить Фордайса на яхте?
– Фордайс был... У него были обстоятельства, когда... Боюсь, что не смогу ответить вам на этот вопрос, так как это касается событий, о которых я не хотела бы рассказывать.
– Имел ли шантаж какое-нибудь отношение к Фордайсу?
– Я предпочитаю не отвечать на этот вопрос.
– Вы заплатили Джилли тысячу долларов?
– Да.
– А ваша дочь, Розена, три тысячи?
– Она не говорила мне об этом, но мне все-таки стало известно, что ее тоже шантажируют.
– Значит, это затрагивало не только ваше благополучие, но и вашей дочери?
– Я не буду отвечать на этот вопрос.
– Где был ваш муж после десяти часов?
– Не знаю.
– А говорил он вам, что собирается поехать в порт?
– Да.
– Вы говорили с ним потом об этом?
– Да. Он сказал, что был на пристани, но из-за густого тумана не смог найти яхты. Но я точно помню, что из-за прилива она была... футах в десяти-пятнадцати от берега.
– В котором часу ваш муж ездил в порт? – спросил Хастингс.
– Не знаю. Я вернулась домой часов в десять, а заснула в десять тридцать или без четверти одиннадцать.
– Муж был с вами в это время?
– Да.
– Теперь все ясно, – заявил Хастингс газетчикам. – Так как смерть наступила в девять часов, муж обвиняемой, безусловно, не мог произвести рокового выстрела. Именно к такой мысли, как мне кажется, нас пытается подвести мистер Мейсон.
Журналисты переглянулись. Один из них произнес:
– У нас еще есть вопросы, но с этим можно подождать. Нужно быстрее звонить в наши редакции, пока у нас не перехватили этого материала.
– Да, – поддержал его другой. – Нужно поторопиться.
Газетчики сломя голову кинулись к выходу. В библиотеке суда остался только Хастингс.
– У меня еще несколько вопросов, – произнес он.
– А разве вам не нужно звонить в редакцию? – улыбаясь спросил Мейсон.
– Пока еще нет. Я хотел бы еще кое-что выяснить.
– Мне кажется, мистер Хастингс, что ваша преданность профессии обвинителя гораздо сильнее вашей преданности газете, которую вы представляли на этой пресс-конференции. Должен вам заявить, что она уже закончилась, и миссис Бэнкрофт больше не собирается отвечать ни на какие вопросы.
Хастингс повернулся к Харлоу Бэнкрофту и спросил:
– А вы? Вы поехали в порт и...
– Хочу, чтобы вы правильно поняли нас, – перебил его Мейсон. – Это была пресс-конференция миссис Бэнкрофт. Ее муж не намерен делать никаких заявлений.
– Все это старые трюки, – буркнул Хастингс. – Вы пытаетесь представить дело так, что муж обвиняемой поехал в порт, что было два револьвера, что именно Харлоу Бэнкрофт убил Джилли... Вы стремитесь выгородить миссис Бэнкрофт. Когда же мы возбудим дело против него, вдруг окажется, что именно ею был произведен роковой выстрел. Если же она выстрелила в целях самообороны, почему она не рассказала об этом в полиции?
– Потому, – пояснил Мейсон, – что она не хотела излагать причин шантажа и не хотела объяснять, почему отвезла Фордайса на свою яхту.
– Пусть она изложит всю эту историю в суде, – заявил Хастингс, – где я смогу подвергнуть ее перекрестному допросу, и я разнесу ее показания в пух и прах. Неужели вы думаете, что Суд позволит вам вкладывать в уста обвиняемой нужные вам слова! Она вынуждена будет отвечать на предъявленные доказательства. Насколько я понимаю, пресс-конференция была только репетицией, попыткой с вашей стороны повлиять на прессу и вызвать симпатии к обвиняемой со стороны обывателей. Я требую, чтобы завтра в суде она обо всем рассказала.
– Вы делайте свое дело, а я свое, – оборвал его Мейсон. Пресс-конференция закончилась.
21
– Не понимаю, – сказал шериф Джуит, – почему вы на основании заявления вашей клиентки, мистер Мейсон, обвинили меня в небрежном расследовании дела. Только ли из-за того, что мы не отметили точного местонахождения яхты в момент ее обнаружения? Ведь и так ясно, что во время прилива яхта дрейфовала и остановилась именно там.