Тамплиер коротко кивнул, подтверждая, что это требование Лэнга тоже будет выполнено, потом спросил:
— После этого мы наконец-то узнаем, у кого находится письмо?
Рейлли покачал головой:
— Может быть, я и родился ночью, но с тех нор прошло уже немало лет. Где находится письмо, не будет знать никто, кроме меня. Мне еще есть ради чего жить. К тому же вы сами должны понимать, что я не предам гласности вашу тайну — ведь тогда мой фонд лишится своей финансовой основы.
— Мистер Рейлли, все мы смертны. Что будет после вашей кончины?
— Если фонд переживет меня, то и ваша тайна сохранится. Вам придется пойти на этот риск, а я не намерен ставить под удар источник финансирования благотворительной деятельности.
Тамплиер несколько секунд смотрел на Лэнга, как будто взвешивал что-то про себя, потом произнес:
— Мистер Рейлли, думаю, что за пол миллиарда долларов в год я имею право узнать, как именно вы отыскали усыпальницу. Кое-что нам известно. Но подробности… Мне ужасно не хочется платить еще кому-то, если…
— Что ж, вполне естественное желание, — ответил Лэнг. — Вы знаете о существовании дневника тамплиера. Там сказано, что это за тайна, помянут и юго-запад Франции. С помощью картины, вернее, того, что на ней изображено, я в конце концов разгадал подробности. Надпись была бессмысленной. ETINARCADIAEGOSUM. Слишком много лишнего. Я предположил, что это могла быть анаграмма, текст, зашифрованный перестановкой букв, и сам начал так и этак менять их местами. — Вынув из кармана карту Рима, Лэнг принялся писать на полях. — Я рассуждал так:
Et in Arcadia Ego (Sum).
Arcam Dei Iesu Tango.
Arcam, могила — в косвенном падеже.
Dei, Бог, Господь — в дательном падеже.
Iesu, Иисус — в притяжательном падеже.
Tango — я трогаю.
«Я трогаю могилу Господа Иисуса» — вот что у меня получилось. Пока существует картина Пуссена, вполне вероятно, что кто-нибудь разгадает эту надпись точно так же, как это удалось мне.
— После того как вы… э-э… отыскали нашу тайну, все копии картины были уничтожены. Оригинал находится в Лувре, но надпись там другая.
— Ладно, раз уж у нас тут вечер вопросов и ответов, я тоже спрошу вас кое о чем, — сказал Лэнг. — Как вы, тамплиеры, вообще узнали об этой могиле?
— Что ж… — Седой взял другую сигарету. — Когда мы владели Иерусалимом, один из наших братьев обнаружил документы на древнем варианте иврита. Сейчас этот язык называют арамейским. Они были написаны на пергаменте и очень походили на знаменитые свитки Мертвого моря[123]. Среди них оказалось ходатайство, в котором Иосиф Аримафейский и Мария Магдалина просили Пилата отпустить их в другую часть Римской империи и позволить взять с собой труп Иисуса, чтобы заново похоронить его там. Поперек прошения было по-латыни написано, что это им позволяется. Наши братья уже в те древние времена выяснили, что за места и реки упоминались в том документе, и отыскали склеп. Церкви же было бы весьма непросто это сделать, поскольку, по ее утверждениям, материальное тело Христа поднялось в Небеса. Ватикан счел разумным платить нам, чтобы мы и дальше сохраняли эту тайну.
— Но почему же Святой престол не решился просто уничтожить могилу и ее содержимое? — Лэнг был уверен, что правильно объяснил Герт, почему все происходило именно так, а не иначе, но решил все же узнать причину наверняка.
Его собеседник посмотрел на свою сигарету. Она была тоньше и длиннее любых других, которые доводилось видеть Лэнгу. Он готов был держать пари, что такие сигареты делались на заказ.
Тамплиер сделал длинную затяжку, выдохнул дым и лишь после этого ответил:
— Совершить непростительное кощунство, осквернив могилу Христа? Папы римские скорее решились бы выкопать мощи святого Петра и бросить их в Тибр. То, что гностики оказались правы и тело нашего Спасителя не вознеслось, само по себе было ужасно. Кроме того, папа римский видел лишь часть найденных нами документов. О том, куда направились Иосиф и Мария, не знал никто, кроме нас.
Никогда еще Лэнгу не приходилось вести такую невероятную беседу. Он сидел в руинах древнего храма с человеком, который был, пусть и косвенно, виновен в гибели всех родных Лэнга. Они разговаривали как двое бейсбольных болельщиков, обсуждавших технику подачи любимых игроков. Впервые в жизни Лэнгу хотелось убить человека — именно этого, — но он твердо знал, что не поступит так.
— Но как же могло получиться, что вы оставили столько указателей, ведущих к этому тайному месту? Для чего предназначалась картина Пуссена, вы мне объяснили, а как же придорожный крест и статуя, точно указывающие на пещеру?
123