— Подождите! — позвала его Эбби, чувствуя, что ей снова становится страшно. — Что теперь будет со мной?
Норрис на мгновение задержался на пороге.
— Вы вернетесь домой.
Глава 4
Константинополь, апрель 337 года
Каждый раз, когда я открываю в этом городе дверь, у меня возникает ощущение, будто я вхожу в забытую кладовую огромного дома. Здесь все покрыто пылью. Каждый шаг оставляет след, каждое прикосновение — отпечатки пальцев. Можно подумать, будто город вот уже несколько столетий заброшен. Но это не пыль древности, это пыль мастерской ремесленника, пыль созидания. И она все еще оседает. Каждый день она облаком нависает над городом. Я чувствую ее на языке, когда вхожу в библиотеку: острый привкус сколотого камня, сладость спиленной древесины, кислота негашеной извести, которую строители добавляют в раствор. Еще немного, и я стану знатоком, научусь распознавать в воздухе нотку афинского мрамора, египетского порфира или италийского гранита.
Но пыль никогда не осаждается на воспоминаниях. Чем дольше я живу, тем чище они становятся. Каждое воспоминание соскабливается и затесывается до совершенства. Лишние подробности скалываются и полируются до блеска. Все что остается — вот этот рассказ.
Я знаю библиотеку академии, хотя внутри никогда не был. Два черных сфинкса по обе стороны входа загадочно смотрят на прохожих. Это место люди называют Египетской библиотекой. Сфинксы не новые: даже Константин, и тот не смог скроить новый город из цельного куска материи. Когда торопишься, приходится использовать то, что есть под руками. Он ограбил империю, чтобы заполнить этот город сокровищами. Свез сюда статуи, колонны, камни, даже черепицу для крыш.
И книги. Я толкаю дверь и, пройдя мимо столпившихся на лестнице людей, вижу перед собой сотни, если не тысячи рукописей, аккуратно перевязанных свитков, расставленных по полкам, подобно древним костям, хранящимся в оссуа-рии. Незнакомый запах достигает моего обоняния секундой позже: плесень старых пергаментов, исходящий от папирусов гнилостный дух болотной тины. Все это разбавлено жаром чего-то настолько перезревшего, что к моему горлу подступает тошнота.
Комната круглая и широкая. Галерея балконов под куполообразным сводом украшена цикламеном и розами. Это место создавалось как сад знаний, и его архитектура призвана способствовать размышлениям. Но полки, протянувшиеся по всей ротонде, разрослись и стали дикими, как тернии, перепутанные и темные, порой даже роняющие свои плоды на землю. Все окна застеклены. Комната, как ловушка, удерживает запахи и солнечное тепло. Кажется, будто библиотека источает миазмы.
С десяток оживленных разговоров обрывается, стоило мне войти в дверь. Я могу определять тех, кто узнал меня, по тому, как меняется выражение на лицах людей. Я давно перестал обращать на это внимание. Помнится, когда-то я даже получал от этого удовольствие.
Меня уже ждут. Этот человек выглядит старше меня годами, хотя на самом деле, скорее всего, моложе. Он щурится, вытягивает шею, как перепелка, клюющая зерно. На нем серая туника, длинная, до самых лодыжек, но, в отличие от других присутствующих, на его пальцах или рукавах нет чернильных пятен. Из чего я делаю вывод, что он зарабатывает на хлеб переноской книг, а не их переписыванием.
— Это ты библиотекарь?
Он едва находит силы, чтобы кивнуть. У него плоское, как будто раздавленное лицо. Он прожил жизнь среди свитков, аккуратно свернутых и перевязанных. Он не ожидал такого в своей библиотеке.
— Тело все еще там?
Мой вопрос приводит его в ужас.
— Могильщики приходили час назад.
Убийство без трупа.
— Ты можешь показать мне, где его нашли?
Он ведет меня по узкому проходу среди полок, то и дело сворачивая в стороны, пока мы не оказываемся у стены с окном. Сквозь него в помещение проникает желтоватый свет и падает на стол, заваленный бумагами и свитками. Стул отставлен в сторону. Легко представить себе читателя, который отошел, чтобы облегчиться, и может в любую минуту вернуться и застать нас за тем, как мы просматриваем его книги.
— Ты знаешь, кто это сделал?
Это очевидный вопрос, но его необходимо задать. Обескураженный библиотекарь яростно трясет головой. Он указывает на ряды полок, уставленных рукописями.
— Никто ничего не видел.
— Кто нашел убитого?
— Его помощник, дьякон по имени Симеон. Епископ лежал лицом вниз на столе. Дьякон решил, что он заснул.
— Дьякон здесь?
Не ответив — или вместо ответа, — библиотекарь отходит в сторону. По-птичьи, словно крыло, подняв руку, он на ходу проводит ею по полкам. От постоянного чтения книг он, должно быть, почти ослеп. Как от свидетеля толку от него не будет. А что вижу я? Чернильницу и тростниковое стило на столе, нож с рукояткой из слоновой кости и небольшой кувшин рядом с ними. Кучка тоненьких стружек там, где епископ заострил стило.