Сад был гигантским. Там было множество тропинок и дорожек, создающих бесконечный лабиринт. Основные дороги были выложены бледно-жёлтым кирпичом. Клумбы располагались в шахматном порядке и стоя тут прямо сейчас, художник чувствовал себя в какой-то волшебной игре.
Юноша подлетел к огромному плетеному кусту роз, который обвивал железную арку, главную достопримечательность аллеи. Но лепестки их в сотню, а, может быть, в тысячу раз нежнее, чем у других роз, а цвета ярче. Они так чудесно благоухали, этот аромат заполнял всё пространство на несколько метров вокруг и от этого сладкого запаха кружилась голова.
— Никогда не видел ничего подобного, — на лице мальчика сияла такая детская и беззаботная улыбка, которой хватило для душевного покоя. — Это самое прекрасное, что я когда-либо видел.
— Твоя улыбка — самое прекрасное, что я когда-либо видел, — Геллерт подошёл ближе, заставляя портретиста смущаться. — Знаю, что оставляю тебя в неведении, все мой дурной нрав. Я никогда и никого не держал к своему сердцу ближе, чем тебя. — Гриндевальд коснулся пальцами подбородка юноши и чуть приподнял, пытаясь уловить его взгляд. — И я знаю, что прошло всего два дня, но мне кажется, будто мы знакомы всю жизнь.
Альбус потянулся к поясу лорда и обхватив за талию, прижал к себе. Художник положил голову на плечо мужчины и заплакал.
— Эй, — рука Геллерта легла на голову, успокаивая и поглаживая. — Почему ты плачешь?
Такой напуганный и растерянный мальчишка готов был во всем признаться, раскрыть свои чувства, сказать, что любит, но, возможно, от ошибки его спасла кучка слуг, потревожившая их покой. Трое мужчин несли небольшой столик и стулья, а четвёртый держал в руках два подноса с едой. Теперь Дамблдор догадался, о чем просил лорд дворецкого.
========== На шкуре у того камина. ==========
К написанию портрета сегодня Альбусу не удалось вернуться. Они почти весь оставшийся день провели в саду, за роскошным, но очень поздним завтраком. Правда, после беседы, окончившейся слезами художника, поговорить ещё им не удалось, снова неловкость взяла верх над обоими. По крайней мере, теперь на душе у Дамблдора воскрес покой, так долго томящийся в ожидании, пока его разбудят.
Геллерт почти не отрывал глаз от юноши, лишь изредка поглядывая на тарелку в поисках еды. Альбус же смотрел на землю, прожигая ее взглядом. Мягкая, изумрудно-зелёная трава так и манила пробежаться по ней босиком, но бежать хотелось с лордом за руку.
Гриндевальд ушёл в свои покои довольно рано, сославшись на усталость, хотя ещё и восьми не было. Ал остался в саду, но совсем ненадолго, ему просто нужно было запечатлеть в своей памяти этот вечерний пейзаж. Художник направлялся к замку, прощаясь с закатом, когда почувствовал, как у него закружилась голова. В глазах резко потемнело, а земля ушла из-под ног. Такое бывало и раньше, но только, если он внезапно вставал. Дамблдор упал на колени на самых ступенях, ведущих в дворец.
— Черт! Не сейчас! — юноша ударил онемевшим кулаком по бетону с такой силой, что боль от соприкосновения разлилась по всему телу, отрезвляя.
Альбус старался незаметно пробраться в свою комнату, не встретив никого на пути, чтобы не вызывать лишних вопросов. Он с трудом добрался до двери и буквально повиснув на ней, ввалился внутрь. Юноша кое-как дополз до кровати и взобрался на неё.
Голова уже не кружилась, но жутко гудела, будто стая пчел летала прямо над ним, норовя укусить. В агонии парень пролежал около часа. Жуткая боль разрывала его мозг, было ощущение, что он пульсирует и, казалось, череп вот-вот надломиться.
Дамблдор места себе не находил, он ворочался, сжимая голову, надавливая на виски, в надежде что это поможет, но не помогало. Дверь в спальню скрипнула, ознаменовав приход гостя.
Гриндевальд стоя на пороге, разглядывал художника, распластавшегося на кровати.
— Геллерт, — юноша сел, скидывая ноги с кровати. Адскую боль, как рукой сняли, будто её и не было. Лорд стал его исцелением.
— Не хотел беспокоить, просто…
— Останетесь сегодня здесь? — прерывая неясные мысли хозяина дома, предложил Ал.
Мужчина сделал шаг вперёд и, обернувшись, аккуратно закрыл за собой дверь. Медленно он обошёл Дамблдора и легонько проведя рукой по бортику кровати, зашёл с другой стороны.
Геллерт кружил по комнате, будто хищник, готовый напасть на свою жертву в любой момент. Портретист же увлечённо за ним наблюдал, пока тот не залез на постель и, на четвереньках, как кошка, не подполз к нему. Лорд подтянул юношу к себе за край белой рубашки, полностью затаскивая на простыни, неторопливо опуская его голову на подушку. Сам Гриндевальд лёг рядом, не оставляя между ними даже сантиметра расстояния. Частое дыхание Геллерта было обжигающе горячим и от него так сильно несло виски, что можно было задохнуться в алкогольном аромате.
— Вы пьяны? — Ал немного отодвинулся, чтобы вдохнуть свежего воздуха.
— Лишь тобой, — он сильно сжал плечи художника, чтобы тот не смог шевельнуться.
Дамблдора это напугало, он с трудом сглотнул, раздувая ноздри, и попытался выбраться из плена чужих рук. Глаза лорда горели, и эти искры, пляшущие в них, заставляли нервничать.
— Не бойся, — холодные пальцы пробежали по шее и скользнули к уху, — Я не обижу тебя.
Почему-то эти слова подействовали как успокоительное и юноша перестал дрожать и сопротивляться. Портретист закрыл глаза и позволил пьяному лорду обнять себя, засыпая в кольце теплых и сильных рук.
Утро наступило быстрее чем предполагалось. Альбус проснулся от того, что тело жутко болело, оно затекло из-за неизменности его положения на протяжении всей ночи. Он открыл глаза, а Геллерт, по-прежнему обнимавший его, так мило сопел, от чего невозможно было не улыбнуться.
— Не смотри так на меня, — сонно прошептал Гриндевальд.
— Я разбудил вас? — это прозвучало так жалостливо.
— Нет, я давно не сплю, ждал пока ты проснёшься, — он открыл глаза и захлопал густыми ресницами. — Вчера я был пьян и мог наговорить всякого…
— Нет, ничего такого, — поджав губы, проговорил юноша. — Вернёмся к портрету?
Гелл улыбнулся и прижался лбом к подбородку Дамблдора. Его рука спустилась к талии художника и сжала почти до боли. Он пытался вдохнуть запах его кожи, чуть коснувшись языком шеи, вызвав у парня сладостный стон.
— Вернёмся, — лорд прекратил свои ласки и, перескочив через юношу, в миг оказался около двери.
Альбус снова оказался в тупике. Опять эти игры с резкой сменой настроения. Парень тяжело вздохнул и поднялся, не скрывая своего расстройства. У выхода, куда так торопился портретист, Гриндевальд взял его руку в свою и вместе они покинули спальню. Торопиться обоим было некуда. На часах только девять утра и лорд со своим гостем неторопливо шли по коридорам, держась за руки, как всегда и мечтал Ал.
Слуги, видимо, уже давно привыкшие к таким зрелищам, не то, что не шептались, они даже в их сторону не смотрели, будто двоих юношей, держащихся за руки, и не существовало вовсе.
Геллерт совсем не слушал своего работника, ерзал на кресле, постоянно меняя положение. Дамблдору приходилось все время отрываться от портрета и поправлять свою модель, но больше пяти минут лорд не мог усидеть.
— Мистер Гриндевальд! — рявкнул парень. — Я почти закончил, пожалуйста посидите спокойно ещё пятнадцать минут!
— Ладно, ладно, только умоляю больше никогда не…
— Я помню, просто надеялся, что это заставит вас успокоиться, — хитрая ухмылка нарисовалась на лице Ала.