Туманов обнимает малышку за плечи, прижимает к себе крепко и заботливо:
— Таня, знакомься: мой лучший ученик, моя гордость и вершина моей преподавательский карьеры – Антон Клейман.
Зеленые глаза расширяются, и я снова немного подвисаю от вида ее губ, когда Туман беззвучно повторяет мое имя: «Антон». Улыбается и немного щурится, как будто оно оправдало все ее ожидания.
— Как минимум пара человек, по поводу «лучшего» с вами бы очень даже поспорили, Владимир Евгеньевич, - возвращаю любезность, а заодно почти силой заставляю себя оторвать взгляд от лица девчонки.
Жаль, ненадолго, потому что Туманов снова перетягивает на нее мое внимание.
— А это – Таня, моя младшая дочь. Студентка филфака, второкурсница, умница и просто красавица.
Мозг тут же начинает подсчитывать ее возраст, хоть «второкурсницей» она может быть и в двадцать и в двадцать пять. Но меня словно окатили ледяной водой из ушата: сейчас, под подмышкой у своего отца, Туман кажется просто ребенком, и ее свитер, и брекеты, и даже румянец на щеках – свидетели моей слепоты.
Таня Туманова. Туман.
— Мне девятнадцать, - говорит она строго, и на этот раз я уже полностью контролирую себя, удерживая взгляд на руке отца у нее на плече.
— Восемнадцать, - вставляет жена Туманова. Улыбается и говорит моей матери: - Дети. Они так стремятся приписать себе пару лет, чтобы быстрее повзрослеть.
Моя мать в ответ начинает вспоминать, как тяжело ей не отминусовать десяток собственных лет и еще что-то, но я уже не слышу. И с трудом улавливаю слова Нины у меня за плечом: кажется, она говорит, что пора отмечать Новый год, и я благодарен брату за то, что он врубает Обаятельного парня и организованно забирает женщин к праздничному столу. Остаюсь только я, Туманов и взгляд Тани через плечо Андрея, который, как удав, обвил вокруг ее шеи свою лапищу.
«Почти девятнадцать!» - читаю по ее губам, и мне ни фига не становится лучше.
— Она хорошая девочка, - говорит Туманов, - совершенно открытая и добродушная, но такой ребенок, что я до сих пор хочу отстреливать всех парней, которые подходят к моей Танюше ближе, чем на три метра.
«А я засовывал язык ей в рот», - мысленно отвечаю я.
— Ее брачным договором будешь заниматься ты, - он похлопывает меня по плечу. – Окажешь старику услугу? Не хочу, чтобы какой-то двуногий членоносец использовал мою девочку.
— Я тоже, - машинально вырывается из моего рта, потому что его слова вызывать в голове фантомный образ безликого мужика, который лапает Туман за задницу.
— Что? – переспрашивает Туманов, но в эту минуту жена зовет его откуда-то из недр дома, и я, наконец, остаюсь один.
Мне было бы морально легче, если бы ей было хотя бы двадцать.
Мне было бы морально легче, если бы тот мужик с лапами у нее на заднице, до сих пор не торчал у меня в голове, вместе с моей навязчивой мыслью оторвать эти руки самым негуманным способом.
И, конечно, легче всего было бы не думать о том, что у меня прорезалась слабость к бойким зеленоглазым малышкам. Но это настолько очевидно, что я понятия не имею, как выдержу семейные посиделки, где нас будет разделять пара метров праздничного стола – и буду держать руки при себе.
У меня уже два месяца не было женщины. Работа сжирает все свободное время, и на поиски подходящей замены для Славской не остается совсем ничего. Я не люблю ночные клубы, меня не впечатляют полуголые девицы в боевой раскраске индейцев на тропе войны, тем более мне совершенно не интересны эскортницы и проститутки. Я люблю женщин с мозгами и «долгоиграющие» отношения без обязательств, а не разовые гастроли в Отполированную долину.
И можно было бы списать интерес к малышке Тумановой на естественную реакцию организма в период воздержания. Но я с детского возраста не страдаю приступами самообмана, и привык давать адекватную оценку своим поступкам. Так что, объективно – мне понравился тот поцелуй. И мне хотелось продолжения.
Но, старина Клейман, ей восемнадцать.
Глава четвертая: Таня
Я люблю семейные праздники и когда за столом собираются старые друзья. Можно слушать байки из прошлого, старые шутки, истории о веселой молодости взрослых. Сколько себя помню, у нас в семье не было принято усаживать детей за отдельный стол. Просто при нас никто не распивал: ждали, пока детворе надоест слушать взрослые байки, и мы сами сбежим.
Новый год в компании бабули – это отдельный сорт удовольствия. Особенно, когда она и ее подружки начинают рассказывать о романтике своих лет. И я не чувствую себя старомодной, проводя время так, а не в клубе с кальяном и дурацкой музыкой, похожей на дуэт перфоратора и циркулярной пилы.