Я обвел взглядом своих товарищей. На их лицах читался охотничий азарт. Никто из них даже не улыбнулся, услышав слово «проклятие». Меня это, не скрою, удивило.
Майор Галкин продолжал:
— Во избежание нежелательных последствий принято решение отложить вскрытие погребения. Объясню почему! В июне 1941 года были подняты останки Тимура Хромого в Самарканде. На его саркофаге, якобы, тоже лежало проклятие. Днем позже фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз. Это привело к Великой Отечественной войне, унесшей миллионы человеческих жизней. Нам с вами предстоит проанализировать факты, связанные с событиями почти пятидесятилетней давности. И по возможности выяснить, а может опровергнуть, связь между вскрытием могилы Тамерлана и началом войны.
— Задачка! — выждав, когда Галкин закончит свой доклад, произнес Журавлев.
Старший лейтенант Журавлев и старшина Дятлов отбыли в Самарканд уже на следующий день. Щеглицкий с Синицыным укатили в Ташкент разыскивать следы участников тех далеких событий и возможные архивные материалы, проливающие свет на историю мавзолея Гур-Эмир. Стриж, Воронян и я отправились в Москву. Именно там была назначена встреча с ветераном Великой Отечественной, бывшим офицером НКВД, имени которого не указывалось. Наш же непосредственный начальник — майор Галкин — остался на точке, чтобы оттуда руководить действиями всех трех групп.
Старший лейтенант Журавлев неторопливой походкой двигался в направлении возвышающегося над глинобитными строениями нежно-голубого купола Гур-Эмира. По обеим сторонам узкой улочки тянулись типичные для среднеазиатских городов дувалы. Солнце палило нещадно, и Журавлев перешел на левую половину улицы. Здесь широкая тень от высокой, почти трехметровой стены предоставляла ему мало-мальскую защиту от жарких лучей. До восточной галереи мавзолея оставалось от силы сто метров, когда в дувале совсем рядом распахнулась узкая створка деревянной двери. На улицу с плачем выбежала молодая женщина и, кутаясь в пестрый платок, бросилась к двери напротив. Ее маленькие кулачки быстро забарабанили по рассохшейся древесине.
— Фарангиз! Фарангиз, открой!
Старший лейтенант остановился и невольно заглянул в залитый солнцем дворик. На полу широкой веранды среди разноцветных тюфяков и подушек неподвижно лежал маленький ребенок. Женщина громко запричитала и, на глазах теряя силы, опустилась на землю. Журавлев быстро пересек улицу и, приподняв ее, усадил к стене. На вид ей можно было дать не больше двадцати пяти лет. Смуглое лицо, черные брови и редкие темные волоски над верхней губой.
— Дамочка! Дамочка, с вами все в порядке?! — потряс ее за плечи офицер.
Ее веки дрогнули, и на Журавлева открылись карие глаза, до краев наполненные горечью утраты.
— Мой сын… — прошептала она. — Он не просыпается.
— Ситуация в регионе сложная! — пересекая комнату из конца в конец, распинался энергичный молодой человек.
Журавлев и Дятлов, одетые в светлые рубашки без рукавов и легкие брюки, пристроившись у вентилятора, наблюдали за ним из-за стола.
— В пустынных районах Каракумов, примыкающих к узбекско-туркменской границе, наблюдаются массовые заболевания диких животных — сусликов, тушканчиков, верблюдов. Да что там дикие животные! В Марах вон пять человек умерло. Поели мяса зараженной коровы и умерли.
— Вы меня извините, товарищ Атабаев, но какое отношение имеют верблюды в пустыне Кара-кум к смерти этого парнишки? — спросил старший лейтенант.
— Самое непосредственное, товарищ Дроздов, — ответил тот.
— Если позволите, то Журавлев, — улыбнулся офицер.
— Да? Хорошо! Так вот, я вам объясню, какое отношение, — он перестал маячить и сел во главе стола. — Большая часть водных ресурсов Узбекистана проходит через территорию соседних с ним республик. Где каждый год, примерно в одно и то же время, складывается неблагоприятная эпидемиологическая обстановка по инфекционным заболеваниям. Для многих жителей региона арыки и колодцы являются единственными источниками пресной воды. Теперь вам ясно? — и, не дожидаясь ответа закончил: — Люди пьют зараженную воду и… умирают. Вот!
— Ну, хорошо, — согласился было Журавлев и тут же поправился: — хотя чего уж здесь хорошего, если у вас так отвратительно обстоят дела с питьевой водой. Однако меня сейчас интересует именно этот, определенный район Самарканда. Мой коллега, — старший лейтенант кивнул на Дятлова, — собрал тут кое-какую информацию. И перенес все это на карту города. И посмотрите, что получается! — Журавлев пододвинул развернутую карту поближе к Атабаеву. — Это — данные за последние десять лет. Смотрите, уровень смертности в этой части города на целых двадцать процентов превышает показатели в других районах. И прямо-таки вспышки смертельных случаев, как среди взрослого населения, так и среди детей, приходятся именно на июнь-июль. Чем вы это-то можете объяснить?
Атабаев вскочил со стула, но, как-то слишком быстро взяв себя в руки, вернулся на место.
— Вы что, не понимаете? Вы же меня вот этим вашим вопросом прямо к стенке ставите! — побледнел молодой заместитель председателя республиканской чрезвычайной противоэпидемиологической комиссии.
Всю неделю лейтенант Синицын и старший прапорщик Щеглицкий провели в библиотеках и центральном архиве Ташкента. В субботу утром они приехали на городской рынок, накупили снеди и питья и, вдоволь потолкавшись в пестрой базарной толпе, отправились за город. Это место Синицын знал с детства. Еще мальчишками они частенько прибегали сюда. Чтобы искупаться в прохладной воде арыка и позагорать на солнцепеке вблизи разлапистого карагача. Ловко насадив куски мяса на шампуры и опустив их ненадолго в маринад, Щеглицкий занялся костром. Синицын поплюхался в мутноватой воде и, достав прихваченные с собой из библиотеки книги, завалился в тень читать.
— Слушай, Щеглицкий, а тебе известно, кто такой Джехангир? — приподнялся на локтях лейтенант.
— Обижаешь, начальник, — скривился от попавшего в глаза дыма его товарищ. И, подражая Вороняну, закончил: — конечно, известно, да!
— Ну так я слушаю!
— Джехангир был старшим сыном Тимура Тамерлана. От его первой жены. И, пожалуй, его любимым сыном.
— Смотри-ка, и вправду знаешь, — ухмыльнулся лейтенант. И, обратившись к книге, зачитал вслух: — Умер в 1376 году. Похоронен в Шахри-сабзе.
— Странно, — отозвался старший прапорщик, — почему папаша похоронен в одном месте, а его любимый сынок лежит в совершенно другом? А?!
— Вот здесь стоит, что когда в 1406 году Тимур умер, его смерть долго держали в тайне. Боялись, что весть об этом приведет к распрям между наследниками. А завоеванные народы снова поднимут голову. Видимо, по этой самой причине его и похоронили в Самарканде, а не в фамильном склепе в Шахрисабзе.
— Ага, — занимаясь салатами, отозвался Щеглицкий.
— Ха! — воскликнул Синицын так громко, что у старшего прапорщика выпал из рук нож. — А вот это тоже интересно! Оказывается, до исследований в Гур-Эмире в 1941 году никто толком и не знал, лежат ли там именно останки Тамерлана или кого-то другого. В качестве места его возможного захоронения назывался даже Герат. — Лейтенант зачитал: — И только благодаря кропотливой работе советских ученых под руководством Герасимова истина восторжествовала.
— И все равно странно как-то получается! — резко прекратив заниматься приготовлением еды и уставившись на Синицына, сказал Щеглицкий.
— Что именно? — не понял лейтенант.
— Почему Джехангира не похоронили рядом с Тимуром?
— Ну, ты спросил, старший прапорщик! — наигранно возмутился Синицын. — Парень-то поди на целых тридцать лет раньше своего родителя почил. К тому же, я тебе уже зачитал…
— Шахрух умер тоже раньше Тимура, — не дал ему договорить Щеглицкий. — А похоронен рядом с отцом.
— И то верно, — поскреб подбородок лейтенант. — Но тогда вопрос нужно было бы поставить иначе. Почему Джехангира не перезахоронили позже, когда не стало Тимура? Слушай, Щеглицкий, а ведь это действительно странно! — Синицын даже поднялся и теперь раскачивался взад и вперед, сидя на корточках. — Что у нас получается? Тимур, потеряв своего первенца и к тому же самого любимого из сыновей, приказывает строить фамильную усыпальницу в Шахрисабзе. Так. Конечно же рассчитывая, что и он впоследствии будет погребен там же. Нам известно, что такова была его воля — быть похороненным рядом со своим любимым сыном! Однако все оборачивается совершенно по-другому. И отец с сыном обретают покой вдали друг от друга. И это несмотря на то, что приказы Тимура выполнялись беспрекословно. А уж последняя воля Гуригана считалась священной и значит, непременно подлежала исполнению.