Я уже ее не слушала, я побежала на кухню и открыла крышку кастрюльки с борщом:
– Ой, тут много, тут на всех нас хватит! – и добавила по-немецки из Рейнеке Лиса: – Надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной трапезу?
Рената так и покатилась со смеху, а Сабина, зажигая керосинку, спросила:
– Если мы все съедим, как же Валентина? Впрочем, мы ей сварим что-нибудь другое.
После обеда мы сварили маме Вале картошку и пожарили котлеты. Но когда она вернулась с дежурства и услышала, что я зову ее есть обед, она села прямо на пол в коридоре и зарыдала, как трехлетняя девочка. Потом мы все вместе весело ели картошку с котлетами, и только когда мы с мамой Валей вернулись в нашу комнату, улеглись в постель и погасили свет, она спросила:
– Скажи, зачем ты пошла в тот дом на Пушкинской?
5
Сразу после того как я опять стала говорить, начались занятия в школе, и я пошла в первый класс. Мне очень повезло – Ева тоже училась в этой школе, а Сабина Николаевна преподавала в старших классах немецкий язык. Так что первого сентября мы отправились в школу все вместе, и мне было не так страшно. Когда мы подходили к школе, из-за угла выехала машина, точно такая, как была у моего папы, и за рулем сидел шофер Коля. Я страшно испугалась, что он меня узнает, но он проехал мимо и остановился возле школьных ворот.
Из машины выпрыгнула та девочка с косичками, которая гналась за мной, когда я выхватила у Митеньки свой велосипед, и вошла в школу. Напрасно я боялась – когда мы с Сабиной и Евой подошли к школе, машина с Колей уже уехала. Ева пошла в свой класс на втором этаже, а Сабина Николаевна отвела меня в мой класс, первый Б, и ушла на свой урок. Учительница рассадила нас по партам, и я сразу заметила во втором ряду ту самую девочку с косичками. Сидеть за партой было очень неудобно. Парта – это такой стол вместе со стулом, который нельзя отодвинуть. Пока я пристраивалась, как сидеть на этом неподвижном стуле, и засовывала свои тетрадки в ящик под столом, учительница начала перекличку. Она называла имя и фамилию, и ученик или ученица вылезали из неудобной парты и говорили: «Это я!» – Учительницу звали Лидия Петровна, а девочку с косичками – Ирина Краско. Но когда Лидия Петровна вызвала Сталину Столярову, я на минутку забыла, что Столярова – это я, и даже подумала, как интересно, что в нашем классе есть еще одна Сталина.
Стало очень тихо – все крутили головами, чтобы узнать, кто же эта Сталина Столярова, и я тоже крутила головой вместе со всеми, пока вдруг не вспомнила, что это я. Тогда я вскочила с места, но застряла между стулом и столом, до крови оцарапала коленку и заплакала.
– Ты Сталина Столярова? – спросила учительница.
– Да, – тихо ответила я, страшно боясь, что Ирина Краско узнает меня и крикнет, что я вру и что меня зовут Сталина Палей.
– Почему же ты плачешь? – удивилась Лидия Петровна. Я не могла ей объяснить, почему я плачу, и потому сказала, что я плачу из-за поцарапанной коленки.
Лидия Петровна осмотрела мою коленку и сказала, что ничего страшного, простая царапина, надо пойти в уборную и промыть. Тогда я выбралась из парты, подошла к двери и взялась за ручку, но вспомнила, что не знаю, где уборная. Я только обернулась к учительнице, чтобы спросить, где уборная, как моя правая рука вдруг сама разжалась, упала с ручки, и я перестала ее чувствовать, как будто у меня не стало руки.
Я громко крикнула, что не могу открыть дверь, но никто не понял почему. Лидия Петровна подошла, открыла мне дверь, и я оказалась одна в пустом коридоре. Мне совсем не хотелось искать уборную и промывать царапину, мне хотелось найти Сабину Николаевну, но я не знала, где ее искать. Я вспомнила, что ее урок должен быть на втором этаже, и быстро побежала вверх по лестнице. Но на втором этаже был точно такой же пустой коридор и все двери были закрыты. Я пошла по коридору, прижимая ухо к каждой двери по очереди, пока наконец не услышала, как много голосов повторяют немецкий стишок, который я недавно разучила с Сабиной.
Я толкнула дверь левым плечом, она неожиданно легко распахнулась, и я почти упала в руки Сабины. Как только она ко мне прикоснулась, я разрыдалась и, ничего не видя и не слыша, заорала:
– Рука! У меня больше нет руки!
– А это что? – спросила Сабина и подняла мою руку, которая тут же упала вниз и повисла. В эту минуту громко зазвенел звонок. Все ученики вскочили с мест, завопили хором и умчались в коридор, и мы с Сабиной остались одни.
– Что случилось? – спросила она.
– Она спросила, кто тут Сталина Столярова, а я забыла, что это я.