Многие постоянно болеют от непосильного труда и недоедания. Те, кто интересовались жизнью этих ребят, выяснили, что многие из них — а на некоторых плантациях и все ребята — в течение шести месяцев ни разу не пробовали молока, не говоря уже о мясе, и питались одной кукурузой и рисом.
...Птицы, пока их дети не научатся самостоятельно летать, приносят им корм в гнездо, хищные звери тащат добычу своим детенышам, пока те не наберутся сил для самостоятельной охоты.
Тем более человек! Разве не хотели бы родители Луи и Роберта видеть их не на плантации, а в школе, подобной той, в какой училась Терри? Или беззаботно гоняющими мяч?
Почти во всех цивилизованных странах есть законы, запрещающие нанимать на работу детей. Есть даже специальные инспекторы. Когда один из них появился на плантации, где работали Луи и Роберт, женщина-сборщица, увидев его и догадавшись, кто он, по портфелю, который инспектор держал в руках, сказала громко, глядя в безоблачное небо: «Наверняка будет дождь».
Во всех концах плантации стали повторять эту фразу: она звучала как команда. Тотчас десятки маленьких сборщиков, пригнувшись, ринулись в близлежащий лесок и притаились в нем.
Можно держать тысячи инспекторов, но если ребенку, чтобы самому не умереть с голоду и не потерять родителей, нужно зарабатывать, он будет относиться к работе как взрослый, боясь потерять ее, сколько бы ему ни платили.
Это жульничество началось давно.
Австрийская императрица Мария-Тереза приказала ставить на работу в кружевном производстве детей шести— семи лет. Таких детей к концу XVII века на кружевных фабриках Австрии работало свыше десяти тысяч. Малыши трудились на текстильных фабриках, на фабриках иголок, бронзы, цепочек, ковров, бумаги, фарфора.
В Англии еще сто пятьдесят лет назад чистили трубы не щетками, а мальчиками. Через трубу мальчик влезал в печь и своим телом стирал со стен труб сажу. Ни один малыш не обходился при этой «чистке» без ран и ссадин.
В ответ на протесты тех, кто пытался защитить детей, один из лордов заявил:
— Англия сгорит, если мальчики не будут чистить трубы!
Дети нередко начинали работать на фабриках с пяти лет, чаще с шести, очень часто с семи и больше всего — с восьми-девяти лет!
Дети были несчастны. Непосильная работа только ради того, чтобы не умереть от голода, — самое жестокое мучение.
И ни один истинный революционер не оставался к этому равнодушным.
Разве мог забыть Карл Маркс то, что рассказывал о себе, например, англичанин Вильям Вуд? Мальчику было девять лет. Начал он работать, когда ему исполнилось семь лет и десять месяцев. Он носил товар. Вильям должен был являться на работу, когда школьники еще спят, — в шесть часов утра. А кончать? Тоже когда они спят — в девять часов вечера…
Джонни Ляйтборну было тринадцать лет. Как он говорил?
«В прошлую зиму мы работали до девяти вечера, а позапрошлую — до десяти часов. Прошлой зимой я кричал почти каждый вечер от боли в ногах. На них появились язвы...»
Был записан у Маркса и рассказ отца одного из таких ребят — лондонского рабочего Джорджа Эспдена:
«Когда моему мальчугану было семь лет, я ежедневно носил его туда и обратно на спине по снегу, и он работал обыкновенно по шестнадцати часов!.. Часто я становился на колени, чтобы накормить его, пока он стоял у машины, так как ему нельзя было ни уйти от нее, ни остановить ее».
Маркс привел эти факты в своей книге «Капитал», ставшей обвинительным заключением против тех, кто готов был наживаться и на детях.
Для нынешних парнишек, таких как Витя и Миша, даже Отечественная война с фашистами кажется очень далекой. И уж совсем неотчетливо видится им прошлое тех, кому было по двенадцать лет и кто жил в Петербурге, когда еще не было советской власти. Это ведь происходило так давно, что даже бабушка тогда была еще девочкой. Зато бабушки хорошо помнят те годы, но вспоминают их не слишком часто, только когда приходится.
Так было, например, и в Витиной семье. Однажды в городской газете появилась статья, в которой Витину маму критиковали: она без особой охоты принимала на фабрику, где была главным инженером, шестнадцати-семнадцатилетних юношей. Ей казалось невыгодным это для фабрики. Ведь этим парням, пока им не исполнится восемнадцать лет, по закону полагалось работать только шесть часов в день, а платить им фабрика была обязана, по советским законам, как за полный рабочий день.