— Да никакого сарказма. Я вообще зачётно родился. День рождения праздновать — одно удовольствие. Уже тепло, зелено, красиво, но ещё не жарко. У меня плохой погоды на ДР вообще не бывает. Самое то для вылазки на природу. Урсулу да, жалко, я марту об этом говорил. Но я никогда тебя в этом не винил, только себя. Спасибо тебе за всё.
— Ма-ай. — Я распахнул объятья высокому парню, но он шарахнулся от меня.
— Да что ж вы пуганые такие? Ты вообще крут! Народ в тебе как-то сплачивается, объединяется. Наверное ни в ком здесь люди не становятся ближе друг к другу, чем в тебе. Солнце, зелень, маёвка, потом День Победы. Бессмертный полк. Здорово! А ещё со школы у меня живёт воспоминание такого, знаешь, радостного ожидания лета. Когда в классе открывают окна, тёплый ветерок колышет занавески. В школьном дворе цветёт акация, и от её запаха голова дурная, и совсем не хочется думать об уроках, а только о красивых глазах соседки по парте и о её загорелых коленках над резинкой белых гольфиков. Веришь? До сих пор это чувство со мной, хоть столько лет прошло. Спасибо тебе, что ты есть!
— Июнь… — перешёл я к следующему. Много всякого, конечно, было. Но, слушай, самое главное: ты для меня — месяц возвращения домой. Тогда, в 2014, в последнем поезде в Крым, когда я понял, что всё кончилось и впервые успокоился. Даже в игрушку перестал играть. Последний раз в поезде запустил и понял, что больше мне не нужно прятаться от реальности. Она перестала быть невыносимой. Спасибо, дружище! За это спасибо. А про боль я вспоминать не хочу. Бывает такая боль, от которой можно сойти с ума, от которой сам добровольно сиганёшь в ад, как один из моих героев. Но я знаю, что ты ни при чём. Просто маму не обследовали при Украине, а, когда я всё-таки затащил её к врачу, было уже поздно. Трудно с тобой, но если вспомнить, сколько важных вещей я в тебе переосмыслил… Спасибо и тебе.
Он, смущённо отвёл глаза и пожал протянутую ладонь, а я повернулся к следующему, молодому парню в расшитом золотом кафтане. Выставил пальцы, изображая стрельбу по-македонски. Что-то глинтвейн их врезал по башке сильней, чем казалось по началу.
— Ию-юль! — протянул я. — Месяц крутого Михи. Спасибо за племянника, дружище! Каждое лето мы мчим в Севастополь на день его рождения. Смотрим, как он растёт. Бодливой корове Бог рогов не дал, ну ты в курсе. Я раньше сильно переживал по этому поводу, а теперь вот как-то отошло это всё. Здорово в тебе: лето, путешествие, море и любимый малыш. Я очень тебе благодарен!
Я встал напротив следующих двух и покачал головой.
— Август и сентябрь… Мда-а. Дали вы джазу…
Оба потупились, сентябрь шмыгнул носом:
— А я что? Это он всё подстроил, ты ж в нём выехал.
— Выехал, — покачал я головой. — Поездка была… Знаете, мне тридцать лет, даже больше, снились эти маленькие городки: Гаджиево, Гремиха. Иногда просто такими, какими они были в моём детстве, иногда изменившимися неузнаваемо. Как-то раз мне приснилось, как я иду по Гремихе, веду на поводке Дели, нашего русского спаниеля. Полярная ночь, снег, заброшенные дома с выбитыми стёклами. И вдруг я встречаю бабушку. От неожиданности выпускаю поводок из рук, и Дели скрывается где-то за сугробами. Мы бежим её искать. Я переживаю: Гремиха — остров летающих собак, суровое место. Не зря англичане остановились в устье Йоканьги, когда выбирали, где построить свой концлагерь. Я мечусь по тёмному, почти вымершему городу, кричу: "Дели! Дели!", но её нигде нет. У неё ещё и бока лысые: обварили её кипятком на третьем году жизни, а на улице мороз. И ещё думаю о том, как не потерять из вида бабушку. Не могу я снова её потерять. А она говорит: "Надо разделиться, иначе не найдём". Я рыдаю, как ребёнок, сопли от мороза в носу застывают. "Нет, не надо!", кричу, "Я хочу тебя видеть!" А она качает головой и уходит куда-то за угол. Я за ней, а там — пусто. Никого. Проснулся на мокрой подушке, весь в слезах и соплях. Тогда уже ни бабушки, ни Дели в живых не было. Что-то я отвлёкся. Я в тебе, август, выехал, проехал через Карелию, приобрёл нового друга. Всё было здорово, но Карелия не тронула моего сердца. Не ёкало в нём ничего. И я уже думал, что достигну своей главной цели: избавлюсь от этой чёртовой заражённости севером, пока не влетел на Кольский полуостров. Я гнал по трассе Кола без остановки, даже не остановился у знака "Полярный круг", чтобы сложить свою пирамидку из камней. Ехал через эти инопланетные пейзажи: болота, озёра с водой настолько чистой, что деревья над ними и в отражении неотличимы друг от друга. Когда слева появилась первая сопка, я остановил машину и впервые вылез из салона с включённым климат-контролем. Вдохнул воздух, напитанный сыростью, грибами, торфом, увидел низкие облака на каменистом боку сопки, и слёзы брызнули у меня из глаз. Честно, прям как у клоуна на арене, сжавшего под мышками резиновые груши с водой, только я — по настоящему. Стоял, рыдал и не мог надышаться. Что-то много у меня от вас слёз. Несолидно взрослому дяде…