— Это не настроение, Чар. Это отчаяние. Я так люблю тебя, Чар, и поэтому так больше продолжаться не может.
Флетчер умолк. Он не мог произнести ни звука. Чувства, разрывавшие его душу, были слишком сильны, их нельзя было выразить словами. Он любил не только каждый дюйм ее прекрасного тела, но и каждый всплеск ее фантазии, позволявшей открывать красоту в том, в чем другие видели только кусок ткани. Такой была прежняя Чар. Но теперь многое изменилось, и она смотрела на мир другими глазами, ослепленная рационализмом и экономической целесообразностью. Она безжалостно рассталась с лучшей частью своего «я», своей натуры, чтобы…
— Флетчер, я тоже люблю тебя. Я ни к кому и никогда не испытывала таких чувств. Как ты не понимаешь?
Чар подошла совсем близко и, взяв его за руки, пыталась заглянуть ему в лицо. Флетчер отвернулся. Он не мог и не хотел видеть ее глаз, полных тревоги, но Чар не сдавалась. Обойдя Флетчера, она оказалась с ним лицом к лицу.
— Не отворачивайся, Флетчер, не отворачивайся от меня, если я тебе действительно небезразлична, как ты говоришь. Это несправедливо и малодушно. Я никогда не думала, что ты можешь быть таким жестоким.
Флетчер неожиданно понял, что у Чар есть все основания упрекать его. Она была права. Их связывало такое глубокое, сильное чувство… Просто они не могут быть вместе. И чтобы облегчить, унять эту боль, нужно быть честным до конца. Обхватив ладонями ее прекрасное лицо, он старался сохранить в памяти каждый его дюйм, каждую черточку, каждую еле заметную морщинку. Потом, наклонившись, Флетчер поцеловал Чар нежно и печально. Он прощался с ней, и это был его последний поцелуй.
— Ты права, Чар, — сказал он, отпуская ее и поправляя на плече ремешок фотоаппарата. — Я обязан быть честным. Я должен был признаться себе в этом еще несколько месяцев назад. Это Пилар заметила, что мне не хватало мужества посмотреть правде прямо в глаза. И тогда с ее помощью я смог разобраться, в чем был не прав, и признался тебе во всем. Я ревновал тебя к твоему новому положению, к тому интересу, к той страсти, с которой ты отдавалась работе. Я хотел быть частью той силы, которая создавала «Броуди Дизайн». Я знал, зависть — глупое чувство, но тогда ничего не мог с собой поделать. К счастью, теперь все это прошло. Но Пилар была права, я действительно завидовал твоему успеху. Ведь когда-то и у меня была крупная компания. Пилар знала, что семь лет назад я все бросил. И все-таки в одном она ошибалась.
— Ну ничего, мы придумаем, как справиться с твоей ревностью, — уверяла его Чар, хватаясь за последнюю соломинку. Она была так несчастна, что готова была расплакаться.
Флетчер грустно покачал головой. Губы его изогнулись в горькой улыбке.
— Мы не сможем ничего придумать, любовь моя.
— Сможем, мы вместе все исправим, Флетчер, — в отчаянии прошептала Чар.
— Нет.
Флетчер произнес это резкое слово так твердо, что Чар невольно съежилась, но не от страха, что он уйдет, а от сознания, что Флетчер четко представлял свое будущее. И он был там один, без нее. Неожиданно Чар начала сотрясать крупная дрожь, словно во время озноба. Флетчер обнял ее и не выпускал из своих рук, пока она не перестала дрожать.
— Ты ошибаешься, — всхлипывала Чар у него на груди.
— Нет, это Пилар ошибалась. Она говорила, что твое чрезмерное увлечение работой естественно, что со временем это пройдет и ты успокоишься, найдешь золотую середину и вновь станешь той женщиной, в которую я влюбился когда-то. Она клялась мне, что ты не изменилась. Она говорила, что мне это докажет время.
— Она была права, Флетчер. Конечно, права. Мы были так счастливы эти последние несколько недель. Я наняла Джерри и других сотрудников, чтобы самой меньше работать. Ты должен был заметить, что у нас появилось время друг для друга…
Флетчер прижал голову Чар к своей груди, провел горячей ладонью по ее шелковистым волосам. Наклонившись, он поцеловал ее в затылок.
— Ничего не говори, — ласково приказал он. — Мы только делали вид, что счастливы. Мы были заняты только собственными чувствами и больше ни о чем не говорили, ничего не обсуждали. От напряженности, натянутости в отношениях, Чар, нас избавляла только физическая близость. Но как бы прекрасна она ни была, ею все не исчерпывается. Ты изменилась, и я не могу с этим смириться. Ты с легкостью предала свой талант. И когда это случилось, не осталось почти ничего от прежней Чар.
— Я не понимаю тебя. — Чар откинула голову и посмотрела Флетчеру прямо в глаза. Ее голос сорвался, когда она увидела его лицо, исказившееся от боли.
— Чар, ты наняла кого-то, кто будет создавать модели вместо тебя, — продолжал Флетчер. — Как ты не понимаешь, что совершила при этом ужасную ошибку? Ты — модельер, в этом твое призвание, а ты позволяешь какому-то идиоту с конским хвостом творить для тебя, ты ставишь свое имя на его рисунках. Ты похожа на мать, которая говорит, что любит своего ребенка, а сама, бросив его на няню, сидит в банке и считает деньги. Ты ставишь финансовые проблемы на первое место, а творчество отодвинула на второй план. Ты каждому, с кем сталкиваешься в жизни, присваиваешь номера по степени значимости. Росс и эта кучка профессионалов, работающих на тебя, идут под номером один. Я не собираюсь стоять здесь и ждать, когда наступит моя очередь. Мне нужна жизнь, чтобы жить, ты нужна мне, но только в том случае, если я буду твоим равноправным партнером в жизни. А сейчас мы идем параллельными дорогами, и я не вижу точки, в которой они могут пересечься.