Плохо же то, что мой ключ не позволит открыть ворота, а иначе Ведьмаку не пришлось бы держать для этого специальный ключ на книжной полке в библиотеке. И вот этот ключ сейчас у Мэг. Даже освободи я нас обоих, мы по-прежнему оставались бы в подвале как в ловушке. Выход один — как можно скорее поговорить с Ведьмаком. Он что-нибудь непременно придумает.
И я с помощью своего ключа отпер дверь камеры. Замок открылся беззвучно, однако дверь точно приклеилась и, когда я навалился на ее, распахнулась рывком, с лязгом, отдавшимся эхом по всей лестнице. Я от всей души понадеялся, что Мэг была в кухне, у очага, и ничего не услышала. Взяв свечу, я на цыпочках вышел на площадку, поднес свечу к смотровому окошку камеры Ведьмака и заглянул внутрь, но мало что увидел — только постель в углу и темную фигуру на ней. Кто это — Ведьмак? А вдруг нет?
— Мистер Грегори! Мистер Грегори! — позвал я, стараясь говорить как можно тише.
Послышался низкий стон, груда на постели медленно зашевелилась. Это был Ведьмак, точно! Только я собрался снова окликнуть его, как внизу на лестнице послышался какой-то звук. Я обернулся и прислушался. Тишина. И потом снова то же самое. Кто-то поднимался сюда.
Крыса? Нет, судя по звуку, что-то более крупное. Внезапно снова все стихло. Может, просто почудилось? Страх иногда выкидывает удивительные трюки с разумом. Ведьмак любит повторять, что важно всегда различать сон и явь.
Я невольно затаил дыхание. И снова услышал неясный шум внизу. Видеть я ничего не мог, мешал поворот; оставалось строить догадки лишь по звукам.
Это было не похоже на то, как если бы по ступеням полз кто-то типа мертвой ведьмы, ухитрившейся вырваться на свободу. Но это не были и звуки шагов; значит, по лестнице поднимался не дух, не призрак и даже не человек, который по какой-то причине прятался внизу. Это были звуки, каких мне никогда прежде слышать не доводилось.
Движение, потом остановка; и снова движение, и снова остановка, все очень быстро. Казалось, кто-то движется больше чем на двух ногах! Наверняка дикая ведьма-ламия, кто же еще! Проведя долгие годы в яме, теперь она яростно жаждала человеческой крови. И приближалась ко мне!
Охваченный паникой, я без раздумий бросился в свою камеру, торопливо закрыл и запер дверь. Задул свечу — свет мог бы привлечь ее внимание. Хотелось бы знать, в безопасности ли я даже внутри запертой камеры? Если ведьма сумела вырваться из ямы, ей ничего не стоит согнуть прутья. Потом до меня дошло, что Мэг могла просто выпустить сестру из ямы, и на мгновение я почувствовал себя лучше. Однако я не успел даже испустить вздох облегчения, потому что на память пришло сказанное Ведьмаком: «Железо остановит большинство из них, если они сумеют добраться до ворот…»
Ведьма-ламия была самым опасным существом в подвале. И если она захочет сбежать, может, даже железные ворота задержат ее не так уж надолго! Не говоря уж о прутьях моей камеры; от одной этой мысли мне стало совсем не по себе. Оставалось лишь надеяться, что, просидев так долго в яме, ведьма еще достаточно слаба.
Я сидел тихо, чуть дыша, и внимательно прислушивался. Снова то же самое — движение и остановка, движение и остановка, но с каждым мгновением все ближе и ближе. Я вжался в стену и почти перестал дышать.
Что-то легко коснулось двери, потом сильнее, потом послышался скребущий звук, как будто по дереву царапали когти. Как жаль, что я, не подумав, заперся в собственной камере, а не в той, где находился Ведьмак! Тогда я мог бы разбудить его и попросить совета.
Было темно. Очень темно. Так темно, что, находясь внутри камеры, я не мог сказать, где кончается дверь и начинается стена. Однако квадрат, пересеченный тремя вертикальными прутьями, выглядел светлее того, что его окружало, значит, какой-то свет на лестнице есть, и стена на площадке отражает его, пусть и очень слабо.
Что-то перемещалось на фоне этого светлого квадрата. Всего лишь силуэт, но у меня не вызывало сомнений — это что-то вроде руки. Вот она вцепилась в прутья, но звук был не такой, как если бы с металлом соприкоснулось нечто облаченное в плоть. Звук был скрежещущий, как если бы по железу царапнули напильником, и вслед за тем шипение, исполненное ярости и страдания. Ведьма-ламия дотронулась до железа — и, значит, испытывает сильную боль. Только воля удерживала ее на месте. Потом перед прутьями заскользило вверх что-то большое, затмевая свет позади, словно темная луна. Наверно, голова ведьмы. Сквозь прутья она смотрела на меня, но было слишком темно, чтобы разглядеть ее глаза!
Снова послышался скрежет, дверь затрещала и заскрипела. Я затрясся от страха, понимая, что происходит, — она пыталась согнуть прутья или выдрать их из двери.
Будь со мной рябиновый посох, я ударил бы ведьму сквозь прутья и, возможно, прогнал бы ее. Но при мне не было ничего, даже серебряная цепь осталась в сумке, да и вряд ли от нее был бы тут прок.
К моему облегчению, наверху внезапно послышался лязг металла. Ламия отпустила прутья и исчезла из вида. Раздались приближающиеся шаги, за смотровым окном замерцала свеча.
— Назад! Назад! — закричала за дверью Мэг, и дикая ламия поскакала вниз по ступеням.
Свеча и шаги последовали за ней. Я так и сидел, скрючившись в углу. Спустя какое-то время шаги вернулись; я услышал, как на пол с лязгом поставили ведро, и в замке моей двери начал поворачиваться ключ.
Я торопливо рассовал по карманам трутницу и огарок свечи. Теперь я был рад, что не заперся в камере Ведьмака, иначе Мэг поняла бы, что у меня есть ключ.
Она стояла в дверном проеме, подняв свечу и другой рукой маня меня к себе. Я не двигался — был слишком испуган.
— Подойти сюда, парень, — сказала она. — Не бойся. Я не кусаюсь!
Она засмеялась собственной шутке.
Я встал на колени, но подняться не смог, так дрожали ноги.
— Ну, ты идешь, парень? Или мне придется подойти к тебе? Первое намного легче и не так болезненно.
На этот раз подняться мне помог ужас. Может, Мэг и домашняя, но по-прежнему ламия, и очень вероятно, все еще предпочитает любой другой еде кровь. Травяной чай заставлял ее забыть об этом, но теперь она точно знала, кто она такая. И понимала, чего хочет. В ее голосе звучали требовательность и властность, подавлявшие мою волю. Я побрел к открытой двери.
— Тебе повезло, что я как раз сейчас решила покормить Марсию, — сказала она, кивнув на ведро.
Я заглянул в него. Пусто. Не знаю, что там раньше было, но дно затягивала кровавая пленка.
— Чуть было не отложила это на более позднее время, но вовремя вспомнила, как отчаянно ей захочется добраться до тебя, такого молоденького. Джон Грегори для нее и наполовину не так привлекателен, — сказала Мэг со злой усмешкой, кивнув на соседнюю камеру и тем самым подтверждая, что Ведьмак там.
— Он правда заботился о тебе, — в отчаянии сказал я Мэг. — Всегда. Пожалуйста, не обращайся с ним так! Он ведь любит тебя. Действительно любит! Он писал об этом в своем дневнике. Я наткнулся на него случайно и прочел. Это правда.
Я помнил каждое слово…
«Как мог я столкнуть в яму ту, которую полюбил больше, чем собственную душу».
— Любовь! — презрительно усмехнулась Мэг. — Что такой человек может знать о любви?
— Это произошло, когда вы впервые встретились и он должен был посадить тебя в яму, как ему велел долг. Но он не смог сделать этого, Мэг! Не смог, потому что слишком сильно любил тебя. Вопреки всему, чему его учили, во что он верил, он избавил тебя от ямы! И давал тебе этот чай только потому, что у него не было выбора. Яма или чай — и он избрал то, что, как ему казалось, лучше, потому что заботился о тебе.
Мэг яростно зашипела и заглянула в ведро с таким видом, словно хотела вылизать его дочиста.
— Ну, это было давным-давно, и он нашел странный способ проявлять свои чувства. Может, теперь он поймет, что это такое — по полгода сидеть тут взаперти. Торопиться некуда. Я должна хорошенько обдумать, что с ним делать. Что касается тебя, ты всего лишь мальчик, и большой вины на тебе нет. Ты не знаешь ничего другого, потому что так он учил тебя. И это нелегкая жизнь. Нелегкое ремесло.