— Ты как сюда попал?
— Да я еще в пятницу приехал. На два дня. Сейчас бегал подпуска смотрел. Двух налимов снял. Один порядочный.
— Куда народ пошел?
— Не знаю еще. Филатыч с карбюраторного у лесника с компанией ночует. Наши заводские со мной были, собирались на отмели. А ты опять к островкам?
Солнце побелело, сжалось и словно расплавилось — засияло огнем на снеговую гладь. В сизой дымке показался четкий урез хвойного острова. От берега медленно, как букашки по скатерти, поползли черные фигурки рыболовов.
Костя вскочил. Заслонив глаза, он долго вглядывался в чуть туманную даль и закричал восторженно:
— Пошли! Пошли, потом просоленные, ветром продутые. В1яди, от совхоза деповские идут, а со станции — это с «Металлиста». Филатыч! Филатыч на отмели двинулся…
Профессор разбросал костер.
Путь на озеро лежал через тростниковую щеточку. Шуршат рыжие сухие стебельки, а между ними к насту пристыли золотые заячьи орешки, у каждого надут поземкой белый снежный хвостик. Скрипят натужно лыжи, не скользят, а дергаются по частым гребешкам крепкой снеговой волны. Час идем, второй начали, нет на белом полотне ни просек, ни тропин, ни горушек, никаких приметан. Близко к середине плеса на отмели сгрудились рыбаки. Никто не взглянул на нас, пришельцев, — не такое время, не такое дело, чтобы любопытствовать. Только один не выдержал и, когда показалось ему, что мы остановились, бросился навстречу и у самых наших ног стал долбить лунку. Как заявку на драгоценную жилу остолбил.
И впрямь похожи сейчас рыбаки на старателей. Сидят молча на ящиках, руками перебирают, как руду моют, и рядом столбиком пешня воткнута.
И каждый ловит по-разному. Иной горячо: вытащит рыбку и кинет, не глядя, куда попало на снег; кругом рыба валяется. Другой каждого окунька заботливо, со счетом укладывает в ящик.
Спрашиваю профессора:
— Как это люди грудятся? Примет на льду нет никаких.
— Это дело простое, — отвечает наш спутник, зорко оглядываясь по сторонам. — Вначале разбредутся кто куда, потом у кого-нибудь начнет клевать. Другой осторожничает, таится. Все равно, неведомо как — хоть за километр, хоть за два, заметят рыбаки. Глядишь, человек десять вокруг, и всё новые подбираются.
Шурин с трудом раскидал ногами снег и пустил в ход бурав.
Закачалась в лунке вода такой неописуемой чистоты и ясности, что бывает только в наших северных озерах. Вот и вторая лунка. Мы усаживаемся…
Не ладится дело. Мормышка — это маленькая свинцовая дробинка с тонюсеньким крючком. Мотыля надо насаживать на крючок головкой, а головки нет.
Вынимаю из кармана очки. Червячок вроде красной ниточки, а головка, ей-богу, меньше булавочной. От непомерного моего старания мотыль рассусоливается между пальцами и головка исчезает совсем.
Надо передохнуть. Оглядываюсь. У шурина рядом с ящиком бьются две рыбинки. Профессор недвижно сидит спиной ко мне. Пока я оглядывался, грудка мотыля на моей коленке замерзла. Теперь на крючок не надеть — крошатся. Попробуйте такую точную работу голыми руками да на морозе! С трудом справился. Потихоньку уходит паутинка-леска на шестиметровую глубину. Остановилась, качнулась… Подсечка! Я что-то тащу. С легким плеском сквозь кружево нового льда, что успел намерзнуть, выскакивает из лунки окунь. Да полно, окунь ли это? Не рыба — прекрасный цветок на снегу. Нежно-зеленые полосы, плавники ярче летней розы, у глаза пятнышко голубое, как апрельское небо. И сразу тускнеет, пропадает на глазах лазурное пятнышко. Видно, считаное у него время, и знают о нем одни подледные рыбаки.
Не похожи эти чудесные рыбки на тех, что ловятся в темной и теплой летней воде. А те, что грудкой лежат на прилавках под этикеткой «окунь мелкий, охлажденный, 2-я категория», наверное, и вовсе другой породы.
Нестерпимо сияет солнце. Спине жарко, ногам холодно, глазам больно. Невозможно смотреть на сверкающее озеро, лучше уткнуться взглядом в свою тень.
Сосед достает из ящика термос. Я с вожделением смотрю на парок у черного стаканчика, чувствую четкую поклевку, быстро перебираю леску. Всплеск! На снегу бьется сиг. Сиг, настоящий сиг! Серебристый, с длинными, как у самолета, хвостовыми плавниками, он строен и стремителен. Не может быть, что его выловил я! Конечно, он сам в резвом подледном беге заметил светлое окошечко и выскочил, играя, на свет, на простор. Не нужны ему глупая мормышка и красный червяк — мотыль.
Багровая лепешка солнца плющится о прибрежный холм. Озеро пустеет.
Паровоз, бросая вперед яркий свет прожектора и деловито попыхивая, пробирается среди лесистых холмов к светлому зареву над городом.