Через десять минут в узкую щель, отделявшую первоначальную кладку от более новой, были вбиты клинья и вставлены ломы. Еще несколько минут, и камни с громким скрипом начали подаваться.
Присев на корточки, Скорцени ухватился за один из камней, будто наделся в одиночку вытащить его. Еще через некоторое время камень вынули; образовалась дыра, в которую легко можно было просунуть руку с фонарем, что он и сделал — и, закрыв левый глаз, будто целился из винтовки, заглянул в щель.
Сначала Отто решил, что видит какую-то стену, оштукатуренную глиной. Потом подметил, что красноватая стенка изогнута, и подался немного назад, чтобы лучше охватить находку взглядом. Перед ним, чуть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки, находился какой-то большой сосуд — ваза или кувшин.
— Ну-ка, разберите эту стенку! — приказал он, выпрямившись. — Чем скорее доберемся до того, что за нею спрятано, тем скорее выйдем отсюда.
Вероятно, этот аргумент вдохнул бодрость в солдат. Уже через пять минут спустя они вытащили наружу большой предмет, похожий на вазу. Скорцени узнал амфору — большой сосуд, как правило, греческого происхождения, с двумя ручками чуть ниже стройной горловины. Только эта амфора была в рост человека — во всяком случае, человека, жившего в эпоху Юлиана.
Скорцени дождался, пока солдаты по возможности очистят амфору от пыли и грязи, и осмотрел находку. Сосуд был запечатан, и печать сохранилась почти в целости. Ему даже показалось, что он различает оттиснутые на окаменевшем за много столетий воске буквы. Заложив руки за спину, эсэсовец медленно обошел огромный сосуд. Нужно было принять решение — открыть ли его прямо здесь?
Вероятно, не стоит, решил он в конце концов. Конечно, было возможно, что амфора заполнена чем-то таким, для чего и была предназначена, — оливковым маслом, например, или вином, но это было маловероятно. Какой смысл хранить столь обыденные вещи в таком странном месте? Куда вернее, что в кувшине хранится нечто такое, что следует прятать от воздуха и света. Например, какие-то документы. И, вне всякого сомнения, это были те самые документы, которые, как сообщала надпись в Монсегюре, были захоронены в… Как же ее перевел тот профессор-латинист? Кажется, во дворце одного бога?
Да, судя по всему, не было смысла открывать амфору здесь. Пусть ее распечатают другие. И сами будут виноваты, если что не так. Скорцени был почти уверен, что фюрер останется доволен, если…
— Герр штурмбаннфюрер, — один из солдат наклонился и заглянул в проем, откуда только что извлекли амфору. — Там, кажется, еще одна.
Опустившись на четвереньки, Скорцени просунул голову в дыру. Да, действительно, еще один сосуд, точь-в-точь такой же, как и первый. И пока первый стоял на месте, его нельзя было разглядеть.
А вот это уже представляло определенные трудности. В ящик, принесенный двумя пехотинцами, помещалась только одна амфора. Полученный приказ разрешал Скорцени поступать по собственному усмотрению, так что решать должен был он сам. Незаметно вынести из Ватикана древний кувшин ростом с человека было нельзя. С таким же успехом можно было бы сделать это под звуки оркестра, играющего партийный гимн «Хорст Вессель».
Macht nichts, не беда. Все равно через несколько дней, самое большее через неделю, Пий XII окажется заложником у них в руках и расплатится за свою свободу всеми ватиканскими сокровищами, в том числе и вторым глиняным кувшином.
Глава 46
На сей раз Лэнг знал, что его ожидает, и расстелил на земле перед колонной с тайником кусок полихлорвиниловой пленки. Потом включил флуороскоп и снова поразился тому, как проявились в фиолетовом свете стертые буквы.
«Accusatio… rebellis…» Очень похоже на ту диатрибу, увиденную им в Монсегюре, если не считать того, что… Он немного переместил луч света. Того, что за этим камнем могло храниться и само обвинение.
Но какое оно могло иметь отношение к тому, чем занимался Скорцени?
Именно это Лэнг и намеревался узнать. Выпрямившись, он отступил на два шага и провел лучом фонаря по колонне. Теперь было видно, что замеченное накануне пятно являлось лишь нижней частью более крупного участка. Из столба когда-то вынули фрагмент размером почти пять на три фута, а потом заложили вновь — видимо, для того, чтобы спрятать что-то внутри. Вынув из-под рясы короткую фомку, Лэнг приставил ее клюв к линии, разделявшей старую и более новую кладку, и изумился тому, насколько легко инструмент вошел в щель. Можно было подумать, что кто-то уже открывал тайник после того, как Юлиан запечатал его шестнадцать столетий тому назад. Возможно, кто-то действительно открывал его — например, Скорцени. Вообще-то, если задуматься, можно было заранее сказать, что так оно и было. На фотографии с компакт-диска Дона Хаффа немец стоял перед Ватиканом. Вряд ли он приезжал сюда как простой турист.