А что, если тут не было ничего, если те улики, которые он искал, не имея даже догадок о том, что они могут собой представлять, безвозвратно исчезли? Что, если?..
Последний вопрос Лэнг так и не успел для себя сформулировать. Отрешившись от мыслей, он положил фомку, выключил фонарь и прислушался. Но услышал лишь всеобъемлющую тишину, полное отсутствие звуков, которое само по себе является звуком, точно так же как белый, отсутствие цвета — сам по себе является цветом.
Но что же он слышал? Непонятно. Крысу, пробегавшую по старому кладбищу, находившемуся в нераздельном владении у ее предков? Нет, тут что-то посерьезнее.
Но что?
Рейлли выждал минуту, потом еще и еще. Возможно, до него долетел всего лишь отзвук шагов экскурсии, проходившей по отгороженной от него плексигласовой стеной части некрополя? Не исключено, но маловероятно. Насколько он помнил, в помещении, откуда отправлялся на осмотр подземелья, висела табличка, извещавшая, что экскурсии проводятся до шести часов.
Лэнг вспомнил старуху-цыганку, которую чуть не пришиб в темном переулке. Она всего лишь пыталась набрать пустых бутылок на несколько евро. Паранойя, становящаяся пожизненной спутницей всех сотрудников Управления, могла дорого обойтись старой карге. Не могло ли ему снова померещиться что-то подобное?
Лэнг всмотрелся в непроглядную тьму. Один, в вечной ночи среди древних усыпальниц, куда пробрался тайно, как вор, а не пришел открыто, по праву. Вряд ли можно было найти более подходящие условия для психоза.
И, самое главное, кто мог оказаться здесь ночью? Никого, кроме духов умерших две тысячи лет назад римлян и греков. Преследовать магическими проклятиями тех, кто приходит к ним без подаяния, — не в их обычаях. И по карманам они, вероятно, тоже не шарят.
Вновь включив свет, Лэнг принялся ломать стену в основании столба. Он дергал и раскачивал камни, и вскоре они осыпались, сухо хрустя размалываемым песком. Лэнг наклонился и посветил в отверстие.
Да, приходилось ему останавливаться в дешевых гостиницах, где туалеты были поменьше. Но никогда и нигде не стояла посередине такая громадная амфора.
Греческий кувшин соткался из теней настолько неожиданно, что Лэнг опешил. В первое мгновение он просто застыл на месте. Потом шагнул назад и осмотрел потайную нишу. Перед обнаруженным им сосудом на земле был отчетливо виден круглый отпечаток, оставленный, судя по всему, еще одним, точно таким же.
Но если так, где он?
Если Скорцени нашел две амфоры, то почему забрал только одну?
Попытаться найти ответы на бурлившие в нем вопросы можно было только одним способом: заглянуть внутрь.
Лэнг немного наклонил амфору, чтобы осмотреть стройную изящную шею и воронкообразное горлышко с толстыми стенками. Запечатано воском, на котором оттиснут какой-то знак. Герб Юлиана? Рейлли покачал сосуд. Если бы не печать, закрывавшая горлышко, он поручился бы, что амфора пуста — настолько она была легка. Но ведь никто не станет так тщательно прятать пустой кувшин.
Возможно, ее содержимое высохло или испарилось? Лэнг положил амфору на бок и прокатил по кругу, но не увидел ни трещин, ни дыр. То, что там хранилось, должно было оставаться внутри.
Лэнг выпрямился, сунул руку под рясу, отыскал карман брюк вытащил и раскрыл перочинный нож. Воск давным-давно высох, растрескался и сейчас легко поддался лезвию, оставив запах пыли, невесть когда засохшей плесени и слабой гнили. Никогда Лэнг не задумывался над тем, как может пахнуть вечность, но сейчас узнал это доподлинно. Направив луч света во тьму, еще более глубокую, чем та, что царила в подземелье, он увидел что-то, завернутое, будто в саван, в старое пыльное полотно. Зажав фонарь в зубах, Рейлли, придерживая одной рукой амфору, чтобы та не скатилась вниз, другую запустил внутрь.