Так, что же мог здесь делать греческий или римский сосуд?
Насколько было известно Штерну, Гитлер никогда не проявлял особого интереса к древней истории, но черепки были обнаружены там же, где рабочие нашли пуговицы от нацистских военных мундиров, обломки того, что когда-то было мебелью, и много другого, что бесспорно подтверждавшего, что осколки амфоры оказались здесь во время войны.
Он сложил черепки в большой пластиковый мешок и поднялся. Эту тайну, как и многие другие тайны Второй мировой войны, вряд ли удастся скоро разгадать. Вот и хорошо. Об этом периоде немецкой истории лучше всего позабыть.
По крайней мере — немцам.
Грампса отнюдь нельзя было считать веселым компаньоном. Сейчас доносившийся из угла крошечной кухни храп, время от времени прерываемый громкой отрыжкой, извещал о том, что он стремительно разделался с вечерней трапезой и, по своему обыкновению, сразу же крепко заснул.
Лэнг взглянул поверх стойки, разделявшей кухню и столовую.
— Знаешь, дружище, я тебя держу только за пламенные дружеские чувства и красоту.
Его внимание вновь обратилось к вечерним новостям, которые сегодня почти полностью были посвящены неожиданному отказу от участия в борьбе за выдвижение от партии кандидатом в президенты безусловного фаворита, Гарольда Стрейта. С достойным глубочайшего сочувствия самообладанием бывший претендент на высший пост в государстве заявил, что вынужден посвятить ближайшие несколько лет исключительно семейным делам, которые требуют от него столько времени и сил, что ему придется отказаться не только от участия в нынешней президентской кампании, но и от политической деятельности вообще. Не располагавшие абсолютно никакими фактами телевизионные «говорящие головы» брали интервью друг у друга и выдвигали самые разные предположения. Согласно различным версиям, у кандидата выявили СПИД, он был тайным алкоголиком и не выдержал воздержания, ему предстоял скандальный развод или даже судебное преследование за некие пока что неизвестные преступления.
Либеральные политики и пресса расценили случившееся как знак того, что в Америке все в полном порядке; подобных одобрительных высказываний слева не было слышно с 1998 года, когда Ньют Джингрич отказался баллотироваться на следующий срок при выборах в Конгресс. Правому крылу СМИ, как обычно, уделяли гораздо меньше внимания, но там преобладало мнение, что правое дело в очередной раз пало жертвой партийной политики.
Лэнг слегка улыбнулся — он-то знал истинную причину отступления Стрейта.
Впрочем, это было единственным, что могло хоть как-то его обрадовать. Лэнг вернулся из Европы два месяца назад и с головой зарылся в работу. Руководя фондом, он теперь лез в такие мелочи, что несколько руководителей решили подыскать себе другую работу. Сара попросту несколько дней не выходила на работу, заявив, что он не годится для общения с нормальными людьми. Лишь после долгих уговоров со ссылками на то, что они так давно работают вместе, обещаний предоставить ей настоящий отпуск в конце лета и клятвенных заверений в том, что он сократит клиентуру, заставили Сару смягчиться и вернуться обратно.
Лэнг, однако, находил время, чтобы читать о Риме во времена немецкой оккупации, а также те достаточно редкие книги, повествующие об Отто Скорцени. Хотя ни в одной из работ не говорилось о том, что между теми событиями и этим человеком есть какая-то связь, Лэнг знал из фотографий с компакт-диска Хаффа, что эсэсовец там побывал. Эти исследования давали ответ, по крайней мере, на один вопрос: почему Скорцени забрал только одну амфору и не вернулся за второй? Время, все решало время. К концу апреля 1944 года войска союзников вырвались из окружения, которым немцы попытались запереть места высадки морского десанта, и двигались к Риму со скоростью, ограниченной лишь возможностью подвоза боеприпасов и всего прочего, в чем нуждалась армия. Скорцени, без сомнения, удрал с первой амфорой, след от которой Лэнг увидел на земле, явившись туда через шестьдесят лет.
И возникал другой, еще более интересный вопрос: что в ней было?
Лэнг оказался лишен возможности даже строить предположения. Будь рядом с ним Герт, он с наслаждением развивал бы новые и новые теории, получая в ответ критику и ее логические построения. И тут ее страшно не хватало.
Информация о том, что он вернулся без Герт, каким-то образом мгновенно разошлась по дому. Механизм этого распространения, как подозревал Лэнг, был чем-то сродни тому, как запах крови стремительно распространяется в кишащих акулами океанских водах. Чуть ли не ежедневно под вечер в его квартире раздавался звонок, и кто-то из живущих по соседству одиноких женщин, поодиночке или компаниями, преподносили ему какой-нибудь пудинг или еще что-то съедобное, приобретенное, несомненно, в одном из расположенных поблизости магазинов. Ведь кулинария как-никак была работой, а очень мало кто из его соседок согласился бы признаться в том, что от столь тяжкого труда они получают ни с чем не сравнимое удовольствие.