Выбрать главу

— Эй, вы, негры! Разве вам не известно, что играть в мяч в воскресенье — это против закона Сэлисбюри? Если вы не отдадите мне мяч, я арестую вас. — Мальчик со значком гордо усмехнулся. — Вы знаете, что мы сегодня управляем городом и в праве арестовать вас, если вы не прекратите игру и не отдадите нам мяч!

— Если вы не отдадите мне мяч, я арестую вас.

Игроки переглянулись. Каждый сразу понял, что нужно делать. Бежать! Спасать мяч и самих себя! В один миг они вскочили и кинулись врассыпную. Но скауты ожидали этого. Прежде чем ребята успели взять хороший разбег, скауты накинулись на двоих. Остальные добрались до Шэнтитауна, куда не смели заглядывать скауты, — и мяч был спасен.

Бойскауты пошли прочь, ведя двух пленников, в обход Шэнтитауна, к Сэлисбюри. Спускалась ночь, но было еще не совсем темно, и много глаз провожало отряд, глаза тех, кто недавно играл в мяч, — глаза, горевшие гневом.

Скоро весть об аресте разнеслась по всему Шэнтитауну. А потом прилетела еще одна весть. Друзья, жившие в Сэлисбюри, сообщили, что арестованных будут судить в тот же вечер. И мужчины и женщины из Шэнтитауна, и игроки в мяч собрались и решили, что часть из них отправится в город и будет присутствовать на суде.

Когда они пришли, суд уже начался. Они тихо расселись на скамьях, отведенных для негров в дальнем конце зала.

В судейском кресле сидел скаут в полной форме. Он выглядел маленьким и смешным в этом огромном кресле. Но он сидел прямо, и его глаза мерцали тем же твердым, холодным светом, какой можно заметить в глазах старого судьи Кларксона. Зал был полон; все были веселы, все рассчитывали славно потешиться над двумя перепуганными негритянскими мальчуганами.

— Арестованные, встать! — приказал судья. — Вы обвиняетесь в нарушении законов города Сэлисбюри, согласно которым воспрещается игра в мяч по воскресным дням. А также обвиняетесь в том, что сопротивлялись аресту. Имеете вы что-нибудь сказать в свою защиту?

— Арестованные встать! — приказал судья.

Один из мальчиков, ободренный дружескими взглядами негров, сидевших в дальнем конце зала, сказал:

— Мы не сделали ничего худого. Мы только играли в мяч. Мы всегда играем в мяч по воскресеньям. На прошлой неделе я был в Сэлисбюри и видел, как вы и другие белые мальчики тоже играли в мяч…

— Довольно, — прервал его судья. — То, что было на прошлой неделе, вас не касается. Речь идет о том, что случилось сегодня.

Взрослые в зале одобрительно улыбались. Скаут отлично знал, как нужно разговаривать с этими неграми. В самом деле, что за нахальный щенок! Как он смеет сравнивать себя с бойскаутами, которые играют в мяч? Этим щенкам нужно задать хорошую трепку! Такие голоса раздавались в публике. Только с задних скамей донеслись приглушенные возгласы возмущения.

Судья — скаут — застучал своим молотком.

— Тихо там, не то я вышвырну вас отсюда!

На передних скамьях рассмеялись. Из мальчика выйдет достойная смена судье Кларксону.

Больше судья не дал мальчикам слова для защиты и произнес приговор:

— Суд присуждает вас к уплате штрафа в десять долларов либо к заключению в тюрьме на десять… — тут он помедлил, чтобы подразнить подсудимых и их друзей на задних скамьях, — на десять минут.

Передние скамьи шумно приветствовали приговор. Задние скамьи молчали. Они понимали, что приговор и заключение на десять минут — совсем не пустяк. Конечно, о десяти долларах и речи быть не могло: во всем Шэнтитауне, пожалуй, не было десяти долларов.

Луна высоко стояла на небе. Негритянские рабочие молча возвращались домой. С ними шли двое мальчиков, выпущенные из тюрьмы после десятиминутного заключения.

— Что же вы будете делать в следующее воскресенье, мальчики? — спросил старый негр. И сразу услыхал ответ:

— Мы будем играть в мяч. Пусть попробуют теперь нам помешать! Мы соберем ребят со всего Шэнтитауна, и если скауты сунуться, плохо придется им!

Гарри Потамкин

Крокодил

Он добрый, крокодил, такой, Что плачет, добычу глотая. — Как я грущу! — он молвил лещу. — Я весь трепещу, Я плачу, тебя съедая. Богач говорит бедняку: — Давай будем жить с тобой в мире. Позволь только мне И моей родне У тебя на спине Рассесться чуть-чуть пошире. Для тебя я построю больницу, Приют и большую тюрьму. Конечно, твой пот Даст мне доход, Но я на завод Охотно тебя возьму. Очень мне жалко, конечно, Что голод тебя настиг. Но не вечно ты будешь нищий: Свезут тебя на кладбище — Мертвым не нужно пищи. А жизнь — это только миг. Помни же, мой родимый: Порядок этот от бога. Терпи же ради Христа. А если кишка пуста И ты помрешь от поста, В рай — прямая дорога. А если ты будешь послушен И терпелив, мой милый, Я позволю тебе иногда Понюхать, как пахнет еда, Когда едят господа, И запах придаст тебе силы.