Выбрать главу

Айла молилась, чтобы он подумал, что ее щеки пылают лишь оттого, что в Греции намного теплее, чем в холодной, серой Англии, откуда она уехала два дня назад.

Андреас был очень красив: четко очерченные скулы, квадратный подбородок и возмутительно чувственный рот, как будто бы созданный исключительно для поцелуев. Его волосы были такого же темно‑каштанового оттенка, как и густой греческий кофе, который она сварила ему, когда он навещал отца в Кенсингтоне.

Андреас обладал затаенной чувственностью, которую Айла не могла игнорировать, как бы ни старалась.

Несмотря на то что он больше не участвовал в мотогонках, толпы восторженных фанаток считали его спортивной легендой. Его репутацию плейбоя подкрепляли слухи, регулярно появляющиеся в бульварных изданиях со сплетнями о богатых и знаменитых. Айле были совсем не интересны скандальные заголовки таких изданий, но она прекрасно знала, как сильно они расстраивают Стелиоса. Поэтому она решила оградить его от подобной информации на то время, которое ему еще было отпущено судьбой.

Айла не смогла бы объяснить, отчего так учащался ее пульс и резко вздымалась и опускалась грудь, когда она оказывалась рядом с Андреасом.

Он улыбнулся, напомнив ей волка, загнавшего свою жертву в угол. Айла подумала, не пойти ли ей так быстро, насколько позволят ее шпильки, обратно в зал, где Стелиос болтал с некоторыми из своих гостей. Но прежде чем она успела сделать шаг, Андреас приблизился к ней, и она оказалась прижатой к каменной балюстраде.

Когда его мускулистая фигура нависла над Айлой, ей показалось, что от него исходит угроза. Деться ей было некуда, поэтому она заставила себя гордо вскинуть голову и встретить его жесткий взгляд.

– Почему‑то мне показалось, что ты сделал мне далеко не комплимент, когда назвал меня умной девочкой, – заметила она, довольная тем, что ее голос звучит спокойно.

Его глаза сузились, но за секунду до этого она заметила, как он удивился ее вызывающему тону.

– Есть много слов, чтобы описать таких женщин, как ты, и ни одно из них не является комплиментом.

Айла моргнула, ошарашенная яростью, с которой он произнес эти слова.

– Очень красиво, – сказал Андреас все тем же резким тоном. И хотя он касался кроваво‑красных камней, соседствующих в колье со сверкающими бриллиантами, его глаза были устремлены на ее лицо, и то, как он смотрел на нее, заставляло ее дрожать и гореть одновременно. Она затаила дыхание, когда он поднес руку к ее уху и щелкнул пальцем по огромному рубину.

– Эти драгоценности и блестящая безделушка на твоем пальце – вот цена за согласие выйти замуж за моего отца?

– У меня нет цены.

Он недоверчиво фыркнул.

– Тогда скажи мне, Айла, если не ради финансовой выгоды, то зачем красивая молодая женщина решила обручиться со старым миллиардером?

– Так ты считаешь меня золотоискательницей?

– В яблочко! Я же говорил, что ты умная, – поддразнил он ее.

Ах, как несправедливо было осуждение Андреаса. На мгновение Айле захотелось оправдаться и рассказать правду об отношениях с его отцом. Но она дала слово Стелиосу, что сохранит его тайну. Тайну, которая будет иметь огромное значение для его семьи и, возможно, для его нефтяного бизнеса. Андреас еще не знал, что «Карелис корпорейшн» находится под угрозой поглощения со стороны другой компании. Скоро он узнает, что ее помолвка с его отцом нужна была, чтобы Стелиос казался сильным и полностью контролирующим дела компании, и Андреас, возможно, даже поблагодарит ее.

– Мы с твоим отцом очень хорошо понимаем друг друга…

Он выругался.

– А Стелиос знает о нас?

– О нас? – Айла подняла брови и с холодным презрением сказала: – Не было никогда никаких «нас».

– Мы жарко целовались в доме моего отца в Лондоне. Боже! Химия, возникшая между нами, была просто взрывоопасной, – напомнил ей Андреас.

Щеки Айлы запылали. Ей не нужно было напоминать о том дне. Она отклонила приглашение Стелиоса присоединиться к нему и Андреасу и выпить с ними кофе в гостиной. Под предлогом того, что занята выпечкой, она ушла на кухню. Она постаралась избегать задумчивого взгляда Андреаса. Но позже он вернул поднос с чашками на кухню.

– Спасибо. Ты можешь оставить чашки в раковине, – сказала она ему небрежно, надеясь, что он поймет намек и вернется к отцу. Ее сердцебиение участилось, когда он остановился, прислонившись к кухонной стойке.

– Итак, ты не соврала, – пробормотал он, глядя, как она достает из духовки противень с маленькими кексами. – Мне показалось, что ты сказала, что занята на кухне, потому что хотела избежать общения со мной.