— Надо будет нам с тобой как-нибудь заглянуть туда, — сказал Морис другу.
— Я как раз хотел это предложить.
— Только будьте осторожны, место подозрительное, — сказал рыбак. — Хоть иногда и заглядывают хорошо одетые господа.
— Вот как!
— Да, подкатывают с шиком на собственных, видно, лошадях, в богатых экипажах и останавливаются около старого дома, вроде замка, который выстроен на косогоре. Говорят, что внутри там все шикарно: ковры, мебель, посуда. Как во дворце. Но это только говорят, потому что никто из местных туда и носа не может сунуть. Лишамор, мамаша Башю и Бамбош никому о том ни слова не рассказывают и подходить к тому дому опасно. Иногда оттуда люди слышали крики о помощи, жалобы или, наоборот, песни, звуки кутежа.
— Все очень странно, — в задумчивости сказал князь. — И мне еще больше захотелось заглянуть в этот дом.
— А что вы́ думаете об этом, папаша Моген? — спросил рыбака Морис, зная, что старик никогда не соврет.
— Похоже, что кабачок внизу служит местом сборищ для всяких подонков, а замок — притоном для богатых бездельников.
— Они могут быть сообщниками.
— Похоже, гнездо бандитов. Особенно судя по тому, что произошло в последние двое суток!
Разговор прервался, вошла запыхавшаяся от работы мамаша Моген и сказала:
— Сударь, мне кажется, что опасности от утопления больше нет, дамочка пришла в себя, но принялась бредить и ведет себя как сумасшедшая. Посмотрите, у нее такой вид, что страшно делается…
Действительно, лицо больной временами сильно краснело и рот сводило судорогой, она размахивала руками, прекрасные голубые глаза темнели, и порой расширялись как от ужаса, взгляд блуждал, с полураскрытых губ слетали нечленораздельные звуки.
Князь тихонько взял ее руку и, почувствовав, какая она горячая, сказал другу:
— Нельзя оставлять ее здесь, она очень сильно больна.
— Что же делать? — спросил Морис.
— Перевезти ко мне, где ее будут лечить лучшие доктора Парижа.
— А как мы это сделаем?
— Сейчас увидишь. Папаша Моген, где ближайшая телеграфная станция?
— В Эрбле.
— Вы можете туда сходить?
— Побегу со всех ног.
— Дайте мне, пожалуйста, бумагу, перо и чернила.
— У нас это есть, как у городских.
Князь быстро набросал:
«Владиславу, дом Березова, авеню Ош, Париж. Запряги в ландо Баяра и Мазепу, поезжай как можно скорее по авеню Гранд-Арме, через перекресток Курбвуа, дальше Безон, Лафретти. Прибыв в Валь, спроси дом рыбака Могена. Привези для меня сменную одежду. Торопись. Жду.
— Мы точно по этому пути ехали с тобой утром? — спросил он Мориса.
— Точно. Но почему ты не велишь прислать экипаж с тем кучером, который привез нас сюда? Он же знает дорогу.
— Друг мой, тот малый — парижанин, болтун и любопытный. Он захочет все высмотреть и разузнать, а Владислав — мужик… Мой верный и преданный раб и, если я прикажу, будет глух и нем, он человек долга, а кроме того, он меня любит, что для слуги редко.
— Прекрасно! Случившееся требует соблюдения тайны и в отношении супругов Моген.
Прошло четыре часа тревожного ожидания, состояние Жермены все ухудшалось. Князь и Морис не отходили от нее в надежде, что она проронит хоть какое-нибудь разборчивое слово, по какому можно узнать хотя бы ее имя и где ее дом.
Ничего не удавалось. Больная в бреду как будто отбивалась от кого-то, ее мучило непонятное страшное видение, с ее губ срывались неразборчивые жалобы, и все это усиливало ее лихорадочное состояние.
Наконец послышался бешеный топот лошадей и громкий стук колес. Друзья выбежали на дорогу как раз в тот момент, когда роскошный экипаж остановился около домика рыбака. Человек на козлах, среднего роста, но необыкновенно широкоплечий и мускулистый, улыбнулся князю с ласковой простотой давнего слуги. На нем была красная шелковая рубаха, схваченная пояском, черные бархатные штаны, заправленные в сапоги, и небольшая фетровая шляпа с загнутыми полями. Он был по типу внешности казак — маленькие живые глаза, широкий вздернутый нос и высокие скулы, длинные волосы и огромная борода, что веером спускалась на грудь.