— Я хотел сделать из тебя хорошего наводчика. Но, оказалось, ты ничего не стоишь! Ты проваливаешь все дела! Почему ты не сумел покончить с Бобино?
— Но ведь Ги де Мальтаверн тоже дал маху с Березовым и Вандолем…
— У него, по крайней мере, хватило ума, чтобы умереть и освободить меня от неудобного сообщника!
— Может быть, и мне следует притвориться мертвецом? — сказал Бамбош со скверной улыбочкой.
— Этого не надо, а следует, чтобы ты на какое-то время исчез. Вернулся, допустим, к Лишамору, после того как побывал виконтом де Шамбое и отведал настоящей шикарной жизни… Это тебе подходит?
— Вы смеетесь, патрон!
— Я говорю совершенно серьезно. Позднее… ты вернешься на свое место…
— Патрон! С глаз долой — из сердца вон… Вы обо мне забудете…
— Ты мне надоел! Возвращайся туда на полгода, а потом будет видно…
— Вот так… без копейки… Не очень-то хорошо меня примет мамаша Башю.
— Я дам достаточно, чтобы ты хорошо выглядел в компании шантрапы с каменоломен… а пока будешь там восстанавливать твою девственность.
«Скотина! — подумал Бамбош… — Берет, а потом выбрасывает, как сношенный башмак, когда ты ему больше не нужен. Но мы еще посмотрим».
Граф вышел из комнаты и направился в ту, где стоял его сейф, чтобы взять деньги, обещанные «виконту».
Бамбошу тотчас пришла на ум страшная мысль.
«Надо тебя ухлопать сейчас, господин граф. Сейф набит бабками… Заберу все, а после будь что будет».
С кинжалом наготове он тихонько прокрался в комнату Мондье. Тот стоял перед открытым сейфом, набитым пачками банкнот, повернувшись спиной к входу.
Убийца всадил кинжал между лопатками по самую рукоятку.
Граф глухо вскрикнул, ударился лицом об открытую дверцу сейфа, а потом повалился на ковер.
— Э! Патрон… Теперь вы далеко продвинулись…
Смертельно раненный, со стекленеющими уже глазами, задыхаясь, граф из последних сил проговорил:
— Негодяй!.. Ты убил своего отца!..
Бамбош захохотал:
— Так, значит, вы мой отец… Хорошо же вы со мной обходились! Вы должны были меня усыновить, сделать из меня настоящего графа Мондье, а не какого-то там фальшивого завалящего виконта…
— Ты чудовище… быть убитым тобой… разбойник!..
— Меня так и воспитывали, чтобы я им стал. Когда буду главарем банды и кто-нибудь из моих бандитов попробует бузить, я скажу ему: «Я даже отца своего угробил: попробуй сделай то же!» А теперь хватит болтать! Подыхай спокойно!
Бамбош быстро оделся, выгреб из сейфа все, что там было: банкноты, золотые монеты, драгоценности… рассовал их за пазуху и по карманам и спокойно вышел, даже не взглянув на умирающего.
Он лихорадочно думал: «Богатство достается ловким. Теперь я богат, и скоро обо мне заговорят!»
ЭПИЛОГ
Убийство графа Мондье произвело большой шум в парижском обществе. Одновременно эта смерть избавила кое-кого от многих затруднений.
Сюзанна, всю свою жизнь знавшая графа как доброго отца, горько оплакивала его гибель, но когда Маркизетта рассказала ей о сводных братьях, об убийстве Гастона, когда девушка узнала правду — она, как и следовало ожидать, утешилась.
Мать с радостью, от всего сердца дала согласие на брак дочери с Морисом Вандолем.
Их свадьба стала первой в целой череде.
Второй была женитьба Мишеля и Жермены.
Как бывает в волшебной сказке, простая девушка стала принцессой.
Они венчались в русской церкви на улице Дарю. Обряд был тихим и скромным. Молодые не устраивали спектакля из своего торжества и не выставляли напоказ свою любовь.
Необыкновенная красота и ум Жермены послужили для нее лучшей рекомендацией в обществе соотечественников князя Березова. Вся русская колония приняла ее очень сердечно.
Мишель дал богатое приданое свояченице Берте Роллен, что вскоре вышла замуж за Жоржа де Мондье, называвшегося Бобино.
На свете случаются чудеса, и благодаря одному из них рабочий типограф оказался подлинным графом. Он вовсе не возгордился, остался все таким же веселым простым хорошим товарищем.
К титулу у него до сих пор отношение равнодушное. Но он счастлив тем, что нашел мать, полюбив ее всем сердцем, и дорогую сестру, и это для него оказалось ценнее всех жизненных благ; судьба вознаградила юношу за годы сиротства.
Он все так же смеется и шутит, ни на сантим не став серьезней. Когда он приходит к родственнику-князю или к товарищам по типографии, он шутя сам о себе объявляет: месье граф Бобино!