Мари вздрогнула, неуклюже повернулась и обнаружила белый конверт с печатью Зимнего Дворца — Замком в плену сугробов. Предчувствуя новые огорчения, стихийница вскрыла письмо и резким движением извлекла сложенный пополам лист бумаги, пахнущий приторными духами.
«Зу Ситэрра», — гласило послание. — «Спешим сообщить, что вы включены в личную свиту Королевы Северины в день празднования Летнего Солнцестояния. Завтра утром к вам зайдет портной, чтобы снять мерки для праздничного наряда. О подробностях мероприятия мы известим дополнительно.
Уна Эрнэ, секретарь Ее Величества».
Задыхаясь от негодования, Мари плюхнулась на кровать, смяла письмо и неосмотрительно процедила вслух:
— Не пойду! — и сама испугалась сказанного. Не ровен час соседка донесет Юте Дейли!
Элия действительно отреагировала. Посмотрела, прищурившись, но сказала совсем не то, что Мари ожидала услышать.
— Дурочка! Тебе дают шанс втереться в доверие, а ты нос воротишь, — соседка отработанным движением завязала на нитке узелок, и оторвала остаток зубами. — Мне понадобились годы беспросветного вранья.
— Тебе? — бестолково переспросила Мари. — Но ведь ты… ты…
— Ты недальновидная! — продолжила ругаться Элия, тряся перед собой иголкой. — Бульдоги Сильваны следят за каждым нашим шагом, а ты морщишься. Хочешь выбраться, заставь врагов поверить, что ты одна из них.
— А ты разве не… не… такая? — закончила Мари, смутившись.
— Я? — обычно услужливое или равнодушное лицо Элии исказила злость. — Я заложница Королевы-матери. Плата за прошлые вольности моих родных — проклятых детей кланов Норда и Лоэ.
— ?!
— Нор-лок, — сердито произнесла Элия по слогам, откладывая полотенце с незаконченной вышивкой. — Родители не хотели, чтобы мы с сестрой носили их фамилии и придумали новую из старых двух. А теперь тихо. Кто-то идет.
Мари примолкла. И вовремя. Дверь комнаты без предупреждения распахнулась, и на пороге появилась перекошенная Юта Дейли.
— В чем дело, Ситэрра? Считаешь, приглашение на праздник — поводом для безделья? Немедленно ступай помогать девочкам с ужином! Если опоздаете, все останутся голодными, а виновата будешь ты!
Мари, помня о нежданном совете соседки, сделала легкий реверанс. Проглотила новую обиду и отправилась на кухню, где ее поставили чистить овощи для рагу. С трудом справляясь с заданием (пальцы не желали подчиняться без боя) и игнорируя насмешки о собственной нерасторопности, она думала об Элии Норлок.
Надо же! Значит, соседка притворяется. Как искусно! Никому не придет в голову сомневаться в ее почтении к Зиме. Нет, сама она так не сумеет. Не справится. От одной мысли о бесконечном преклонении перед хозяйкой сиротского дома, руки чесались заморозить всю кухню. А еще лучше — превратить гадкую Юту в ледяную скульптуру. Пусть украшает коридор!
— Ай! — задумавшись, Мари проехала острым ножом по пальцу. — Ох, — простонала она, глядя, как к свекольным каплям на столе присоединяются ярко-алые. Схватила салфетку, чтобы скрыть промах от посторонних глаз, но это не спасло ситуацию.
Вредная хозяйка следила исподтишка и обрушилась с криками при первой возможности.
— Никакого прока от тебя! — она цепко схватила Мари за шиворот и сильно встряхнула. Узкий ворот платья впился в шею, оставляя на коже красный горизонтальный след. — Иди к себе! Не смей выходить до утра! На ужин не рассчитывай!
Мари выполнила распоряжения, с трудом пряча гнев. Не очень-то и хотелось! Она ненавидела общие трапезы. Девушки не выносили новенькую. Не упускали возможности поддеть за любое неосторожное движение. Смотрели в рот, не отрываясь, пока та не начинала давиться. Мари догадывалась о причинах «теплого» приема. Большинство сироток не перешагнуло через четвертый уровень силы. Категория полукровки для них — бельмо на глазу. Особенно для Юты Дейли, считавшей себя в доме Королевой.
Не переодеваясь (вдруг хозяйка передумает и потребует исполнения новой рабской повинности), Мари легла в постель, укуталась в грубое белое одеяло. Усталость брала свой, сон, наполненный тревожными отголосками прошедшего дня, жаждал заключить в крепкие объятия. Но желание дождаться Элию не давало сознанию отключиться.
Мари принялась водить пальцем по шершавой стене, представляя, что рисует подснежники. Цветы, непрошеными гостями ворвавшиеся в мысли на испытании, не отставали. Почему? Загадка. Прежде они не вызывали интереса. Гораздо больше нравилась сирень, распускающаяся в конце мая. Непокорная дочь Зимы обожала ее пьянящий аромат и крохотные цветы: простенькие, но нежные.