Мужчина забирает смартфон, на мгновение коснувшись моих пальцев. Я не собираюсь задерживаться здесь ни на секунду, чувствую себя нездорово, но язык словно онемел. Если я просто убегу прямо сейчас, это будет сильно не вежливо? Нужно что-то сказать, только я вдруг не могу вспомнить слова. Да что со мной такое!
- Валерий Александрович, послушайте... – В дверном проеме появляется все тот же доктор с усталыми карими глазами, поджатыми губами и не по возрасту глубокими морщинами. – Это недоразумение. Мы сейчас же переведем вашего отца в VIP-палату!
Он поворачивается к врачу, и магия взгляда отпускает меня. Силы возвращаются вместе с самообладанием. Я могу дышать, могу говорить и могу уйти.
- Не стоит, - сдержанно, но властно говорит он. - Мы воспользуемся услугами частной клиники. Подготовьте документы. Сейчас.
Я отступаю назад, решив уже уйти без объяснений. Ясно же, что в моем присутствии больше нет необходимости – мужчиной занимаются врачи и телефон я вернула, но смертельно зеленый взгляд пригвождает к месту. Почему цвет такой насыщенный? Фантастически яркий… Наверное, он носит линзы. И я, конечно же, как дурочка, таращусь…
- Лидия. – Он произносит мое имя медленнее, чем темп его обычной речи. - Зайдите. Отец желает лично поблагодарить вас.
Я никогда не любила свое имя, но мне хочется слушать снова и снова то, как он его произносит. Я совершенно сошла с ума, но не настолько, чтобы принимать благодарности за обычную человеческую помощь и участие. Это как повесить ценник на доброту. Я не хочу жить в мире ценников.
- Нет, мне не нужна благодарность, - говорю я спокойно, разве что чуть хрипло. - Пусть ваш отец поправляется.
Сразу же разворачиваюсь и направляюсь к выходу. У меня странное чувство, будто я сбегаю, хотя и иду обычным шагом. Но это что-то глубинное, что-то, что испуганно дрожит и по-детски радуется тому, как увеличивается расстояние между мной и человеком, способным одним присутствием лишить меня почвы под ногами.
- Лидия.
Я едва не подпрыгиваю, потому что это происходит снова. Его голос парализует. Он, наверное, пошел за мной, и я вдруг чувствую прикосновение, к спине, к плечу. Мужчина нагло разворачивает меня, ведет обратно к палате. В себя я прихожу, когда он закрывает дверь за нами. Вот это да! Он, серьезно, так бесцеремонно поступил? Ну вот я и способна ругаться!
- Тумбочка, - показываю я на первое, что вижу. – Можете взять ее и перенести, куда пожелаете. А я – человек, со мной нельзя, как с мебелью, мне обидно, неприятно и отношение к вам ухудшается. Понимаете?
Он смотрит на меня, эффектно уронив челюсть. Я раздраженно перевожу дыхание и оглядываюсь.
Вторая кровать пустует, подчеркивая холод бледно-голубых больничных стен. Мой взгляд перемещается левее, через одинокую невысокую кушетку и мягкий стул к койке-близнецу. Мужчина выглядит немного лучше. Лицо его болезненно бледное, и стали заметны морщины, выдающие возраст, но дыхание ровное и без хрипов. Он сидит, прислонившись спиной к решетчатому изголовью – совсем не в позе тяжелобольного. В его левую руку введена капельница, а предплечье другой руки лежит на согнутом колене. Он так радостно и тепло улыбается, что я теряюсь.
- Правильно-правильно, а-то привык, что все вокруг него на цыпочках бегают! – продолжая улыбаться, говорит он.
Мне становится так дико неловко, что я в мгновение ока вся заливаюсь краской.
- Рада, что вам лучше, - искренне говорю, стараясь сохранить остатки достоинства.
- Благодаря вам, Лидия! Я уже с жизнью простился! Кажется, там была какая-то женщина, да? Черт, все моментами мелькает... Но я помню, как вы говорили со мной!
- Главное, что все обошлось, и вам лучше, - повторяю я.
- Как мне вас отблагодарить?
Вот черт! Я чувствую неловкость и сильнее сжимаю ручку сумки.
- Можете подарить коробку печенья, - говорю, не зная, что еще предложить.
- Печенья? – у него округляются глаза, и он бросает озадаченный взгляд мне за спину. – В смысле, печенья?
- Ну печенья, любого, - повторяю твердо. - Еще раз пожелаю вам здоровья, когда буду пить чай.
- Ах, печенье... Лидия, мне бы хотелось сделать для вас что-то большее за спасение жизни.
Я поджимаю губы: товарно-денежный оборот продолжает упорно преследовать меня даже там, где казалось бы, существовать не может.
- Если бы мне стало плохо, и вы помогли, я была бы что-то должна вам? – тщательно подбираю слова.
- Нет, конечно, - отвечает он несколько обижено. – Но вам, наверняка, хотелось бы ответить добротой на доброту. Не отказывайте мне в этом.