«Должно быть, трудно справляться с такой ответственной работой? У вас же, если не ошибаюсь, есть дочь, – продолжала бойкая дамочка из «Леди», просмотрев свои записи. – Как вы добиваетесь сбалансированности вашей жизни и работы, Кристина?»
Не твое собачье дело.
«Легко», – с бодрой улыбкой ответила я. Моя частная жизнь не подлежала обсуждению.
Вообще-то, я никогда не понимала смысла выражения «сбалансированность жизни и работы». По мне, работа и жизнь – это не что-то обособленное, что можно взвесить, положив на разные чаши весов. Признаюсь честно: это было жонглирование, удерживание в воздухе всех мячей, и порой оказывалось, что у меня руки-крюки. Но своей профессиональной репутацией я горжусь. За все годы моей службы у Мины я отсутствовала на рабочем месте всего полтора дня: даже отпуска и праздники моя семья проводила в то же время, что и семья Мины.
Анжелике нелегко приходилось с мамой, чей рабочий день был ненормирован, и я изо всех сил старалась загладить свою вину перед ней. Если Майка не было дома, мы с ней усаживались в обнимку на диване и вместе смотрели телевизор. Когда показывали передачу «Мина у себя дома», Анжелике нравилось, как я рассказываю о том, что осталось за кадром: как у Мины подгорела первая партия свекольных брауни, как она опалила волосы кулинарной горелкой, готовя крем- брюле.
По выходным Анжелика ходила за мной как привязанная. Субботние дни она проводила на табурете у кухонного стола, наблюдая, как я заготавливаю еду на неделю вперед. А воскресенья я целиком и полностью посвящала ей. И тогда мы вместе пекли разные лакомства – печенье, кексы, что-нибудь в этом роде, – и мне казалось, что витающие в доме ароматы утешают нас обеих.
– А эти для кого? – однажды спросила меня Анжелика, с подозрением глядя на печенье, которое я заворачивала в плотную коричневую бумагу.
Подняв голову, я увидела, что она испугана.
– Иди сюда, солнышко. – Я притянула ее к себе на колени. К тому времени ей уже исполнилось девять, но она по-прежнему ластилась ко мне, как в четыре года. Я поцеловала ее в макушку. – Это подарок для Лотти, дочки Мины. Она уехала учиться в закрытую школу. Ты же знаешь, что такое закрытая школа?
Анжелика кивнула.
– Я тут подумала: пожалуй, надо бы и мальчикам послать. Им не так повезло, как тебе, ты ведь живешь дома, с мамой и папой. А печенье их порадует, правильно?
Она снова кивнула, и я показала ей, как красиво завязать на свертках бантики из рафии – в точности как делала при мне Мина много лет назад.
Дела отнимали у Мины все больше времени, ей было трудно уделять детям внимание, в котором они нуждались, и я помогала ей чем могла. Мне вовсе не составляло труда в свои выходные приготовить немножко домашних лакомств, а потом занести их на почту вместе с запиской.
К тому времени я научилась виртуозно подделывать почерк Мины.
Пока я писала письма, которые собиралась приложить к посылкам, Анжелика обнимала меня за талию, прижимаясь щекой к моей груди, и только теперь я задаюсь вопросом: неужели она боялась, что я и себя отправлю посылкой в подарок чужим детям?
11
Мне понадобилось некоторое время, чтобы освоиться здесь, но теперь я чувствую себя как дома. «Лавры» расположены в уединенном уголке, и я провожу много времени с чашкой чая в руке, глядя в окно своей комнаты. Просто сижу и смотрю. Кресло я повернула так, что в окно открывается такой же вид, что и птицам, сидящим на ветках.
Моя давняя мечта – когда-нибудь поселиться на побережье. Иногда по ночам, когда я закрываю глаза, шорох ветра в листве напоминает мне шум прибоя. Порой мне даже удается поверить, что море рядом, но деревья растут так близко к дому, что при сильном ветре стучат ветками в окно, словно кто-то просится впустить его, и тогда я возвращаюсь к действительности.
Сегодня головная боль вгрызается мне в висок, поэтому я возвращаюсь в постель, под одеяло. Закрываю глаза и вслушиваюсь в шорох листьев снаружи, надеясь, что их волшебство подействует. И смягчит бурю у меня в голове. Пробую представить себе, как парю в воздухе, а ветки передают меня одна другой, поддерживают, не дают упасть. Я высоко в воздухе, легкая, как перышко, и спустя некоторое время мне удается открыть глаза. Внизу, подо мной, прошлое, и оказывается, смотреть на него отсюда не так мучительно.
Меня обвиняли в том, что я принесла свою семью на алтарь Мины Эплтон, а я много лет это отрицала.
– Пожалуйста, Крис, скажи ей, что не сможешь поехать.
Было одно из декабрьских воскресений, конец дня, за окном уже стемнело. Я собирала вещи для поездки в Нью-Йорк, а Майк стоял у меня над душой. Мне предстояло лететь тем же вечером, восьмичасовым рейсом.