Лёшка напрягся.
Да, о светлом необходимо думать… Динка, конечно, соплюха, но ведь маленькая… И маманя… Нет, с маманей сложнее.
Я, в общем, вчера… ну, урод, что поделать!
Сложно признаться, но урод. Какая, блин, светлая мысль про «урода». Ляпнул, не подумав. Уже и не помню, что ляпнул. Что-то про отца… Она, конечно, тоже хороша, сразу про деньги. Блин, больной вопрос. Мозоль. Отдать, что ли, ей сразу пятерку? Типа, мне не нужно, я секретарь-маляр, нахожусь в ойме.
Опять что-то не то.
Думать о светлом, о светлом. Очень хочется поскрести затылок. Светлые мысли, они все скапливаются в затылочной части черепа. Доказано многолетними наблюдениями Алексея Сазонова.
Блин! Куда я всё виляю?
Штессан же говорил про упорство? Вот. Значит, надо упорно, не страшась… Чего, впрочем, страшиться, когда ничего нет? Темно.
Ш-шит, о светлом, о светлом.
Это Тёмка слово придумал — «нешитово». Классно звучит. То есть, не дерьмово. Кульно. Супер. Зараза, куда меня всё уводит?
Я — Алексей Сазонов…
…стою, курю… …плыву куда-то… …торжественно клянусь…
Светлых мыслей набиралось не много. Их было почему-то неимоверно трудно удержать, они елозили и просачивались, таяли, рассыпались. Куда ты, светлая мысль? Нет ответа.
И тогда Лёшка понял.
Это не он находится во тьме, это тьма находится в нём. Всё, что ни есть — злость, зависть, глупость, легкомысленность, заносчивость, самообман.
Свет — свет! — плеснул по глазам.
Плеснул и протаял в зал, наполненный солнцем из большого полукруглого окна. Прямо против Лёшки вылупился улыбающийся, скрестивший руки на груди Штессан, а за ним хлопал совиными глазами наполовину в косом солнечном столбе Мёленбек.
— Солье, — произнёс Иахим, чуть повернув голову, — а он не так безнадёжен.
— Я же сказал тебе — способный мальчишка, — Мёленбек подступил ближе и сощурился. — Мне кажется, он хочет тебя убить.
Штессан кивнул.
— Мне тоже когда-то хотелось. Какие, думал, уроды это придумали!
— Так и отпусти его.
— Это не я, это ойме не сразу отпускает. Ничего, сейчас очухается.
В тот же момент Лёшка почувствовал, как колкое электричество от кончиков пальцев побежало по телу.
— Вы вообще, блин! — сказал он, едва к нему вернулась речь. — Засунули в…
— С возвращением!
Штессан оказался рядом и обнял.
Это было неожиданно. Чёрт, это было приятно. Даже отец так не делал. Во всяком случае, Лёшка не помнил. Пятернёй Иахим взъерошил Лёшкины волосы.
— Да чё вы!
— У-у, какой! — Штессан поднял ладони. — Не трогаю.
Лёшка пофыркал.
— Так я сам?
— Сам, сам, — сказал Иахим.
— И сколько я…
— По времени? Семь минут сорок восемь цере… э-э, секунд… Вполне средний результат. Не выдающийся.
— Пойдём-ка, — поманил Лёшку пальцем Мёленбек. — Покраска откладывается. Иахим, — обернулся он, — ты закончишь?
— Ха! Только свою половину, — оскалился Штессан.
После ойме было странно вновь чувствовать своё тело. Какое-то время оно даже казалось отдельно существующим. Лёшка спустился вслед за Мёленбеком по ступенькам на первый этаж с чётким ощущением, что на самом деле парит чуть позади собственного левого плеча.
Впрочем, у кабинета всё пришло в норму.
— Проходи, — сказал Мёленбек.
Лёшка вошёл.
Мёленбек сдвинул одну из панелей, открывая спрятанную от посторонних глаз то ли кладовку, то ли стенной шкаф. В закутке размером метр на полтора, оклеенном сиреневыми обоями, одиноко стоял табурет.
— Вот что, — сказал Мёленбек, запуская внутрь Лёшку, — ко мне должен прийти один человек. Я ждал его завтра, но… В общем, он решил поторопить события. В некотором смысле, это опасно. И, увы, подозрительно, хотя раньше у меня не было оснований в нем сомневаться. Поэтому мне нужен будешь ты.
— Как уши? — спросил Лёшка, оглядывая уходящие под потолок пустые полки.
— Как секретарь.
— И мне здесь сидеть?
— Да, — почему-то понизил голос Мёленбек. — Отсюда, — он отстегнул кармашек на панели с внутренней стороны, — можно смотреть.
Лёшка наклонился — сквозь сеточку ткани были видны стол и подтянутое к нему, предназначенное для посетителя массивное кресло.
— Постарайся не шуметь, — чёрные, навыкате глаза Мёленбека приблизились к Лёшкиному лицу. — Не думаю, что разговор будет долгим. Но прошу: попробуй посмотреть на моего гостя, будто это хельманне.
— Это как?
— Попытайся увидеть его суть. Как хельманне Штессана отражает Иахима, так и люди часто отражают свои страхи или желания. У тебя может получиться.