Мёленбек хмыкнул в бороду.
— А я не дам. Погоди.
Он вышел из-за стола и направился к двери. Мягкий шорох шагов. Поворот ручки.
— Иахим.
Изменившегося в лице Фраги будто пружину вытолкнуло из кресла.
— Штессан?
Штессан, подойдя к визитёру, прижал кулак к груди.
Лёшке не было видно, что происходит с лицом Иахима, но голос у него дрожал:
— Капитан Фраги, Иахим Штессан, ликурт Третьего кнафура, прибыл.
— Ты?
Они обнялись.
У Лёшки комок подступил к горлу — Фраги стиснул Штессана так, словно не верил, что тот живой. Пальцы его побелели.
— Как ты… — отступил затем он, блестя глазами. — Я не верю. Мне сказали… Эрз-Кафар… Синие поля…
— Всё верно, только не совсем, — Штессан, морщась, повёл плечом. — А хватка у вас, господин капитан, так и осталась важья.
Фраги рассмеялся. Казалось, он разом скинул десяток лет. Лицо посветлело, расправились складки на лбу.
— Солье, бездна тебя проглоти, почему у тебя только крюс?
Мёленбек, наблюдавший за встречей давних знакомцев своими чёрными навыкате глазами, прошёл обратно за стол.
— Есть только местное. Своеобразное.
Стукнул ящик стола. На свет появилась пузатая бутылка. Фраги перехватил ее из руки Мёленбека, свинтил пробку.
— Ох, — он отвернул нос от горлышка, — такого даже в лантиганских штольнях не гонят.
— Это коньяк, — сказал Мёленбек, отбирая бутылку. — Здесь он в почёте.
— Пф-ф! — вскинул голову Фраги, но бокал подставил.
— Карсис, скажи, как Боаро? Жив? — спросил Штессан. — Кто-нибудь жив из наших? Олтлерой, Каварго, Син-Варсин?
— Погоди.
Бульканье. Звон стекла.
У Лёшки затекла спина, ноющая боль стала подёргивать плечо, но он боялся пошевелиться.
— За нас, — сказал Фраги, отделённый от него стенной панелью и тремя метрами пространства. — За гвардию.
— За гвардию, — эхом повторил Штессан.
— Ф-фу! — шумно выдохнул отставной капитан, глотнув коньяка. — Нет, неплохо. Думал, будет хуже. Но греет.
Он сел на подлокотник. Несколько секунд его пальцы задумчиво крутили опустевший бокал.
— Боаро видел, — сказал Фраги, помолчав. — Это было весной, когда Второй кнафур пытался прорваться к столице. Потом их разбили. Несколько мечников добрались до меня, рассказали… В общем, шансов у них не было. И Боаро, кажется, знал это. Мы тогда перекинулись парой фраз… Он зашёл ко мне. Я сказал ему, что он напрасно лезет в пасть Шикуаку. А он ответил мне, что, если есть хоть малая надежда, он просто обязан…
Не договорив, Фраги шевельнул подбородком.
— А остальные? — произнес Штессан.
Капитан качнул головой.
— Не видел. Никого не видел. Про Олтлероя говорили, что скрылся в лесах Бартмуда, там совсем дикие края. Может жив, может нет.
— Господин Фраги, — сказал Мёленбек, — я думаю, вам не стоит идти к Сомбалю.
— И куда мне, к вам? — усмехнулся капитан.
— Нет, я бы не хотел, чтобы меня здесь вычислили. По крайней мере, не сейчас. Это письмо, — Мёленбек достал из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо синеватый листок, — к Элоху Кранцу, оно без имени и подписи, но он поймёт. В сущности, это совершенно безобидная бумажка, можете даже прочитать ее на досуге.
— Шифр?
— Чуть тоньше. Запомните, кошаль Вессер, городок Лемурген.
— Это далековато.
Фраги с сомнением взял послание.
— Ничего, — Мёленбек обошёл стол, — до распутицы еще далеко, дороги пока хорошие. Советую уходить и непременно сегодня ночью. Утром Сомбаль, скорее всего, пришлёт сопровождающих. Пойдёмте, я вас провожу.
Он подхватил капитана под руку.
— Империя и королева, — напутствовал их Штессан.
— Гвардия и жизнь, — отозвался Фраги.
Пароль, блин, и отзыв, оторопело подумал Лёшка. «Три мушкетёра» какие-то. За свою небольшую жизнь он привык, что всякие выспренные фразы в его кругу вызывают в лучшем случае весёлое глумление и смешки. Но здесь…
Здесь почему-то пробирало.
Наверное, потому, что и Штессан, и Фраги, и Мёленбек всерьёз верили в то, что говорили. Империя, блин, и королева.
— Эй, — позвал Иахим, усевшись на подоконник, — секретарь, ты здесь?
Подумав, Лёшка сдвинул панель и, жмурясь, выглянул в кабинет.
— Здесь. Здесь темно, как в ойме.
Штессан хмыкнул.
— Ойме бывает разное. Ещё узнаешь.
— Вы садисты, что ли? — покинув прятку, Лёшка рухнул в освободившееся кресло. — Вообще какие-то ненормальные.
— Знаешь, кто такой ликурт?