— А ты действительно этого хочешь? — Элор пристально смотрит мне в глаза. — Ты правда хочешь меня или это просто бравада, издёвка, чтобы меня отпугнуть?
«Хочет, конечно! — буркнул бы Жаждущий. — Но ты всё равно беги, мало ли что ей в голову взбредёт, опасно это!»
Кажется, мои монологи от лица Жаждущего не уступают его собственным. Пора бы это уже прекращать и пользоваться возможностью отдохнуть от ехидного голоса в своей голове.
Я откидываюсь на мешок, пытаясь выкинуть из головы все те реплики, которые сказал бы Жаждущий, пытаясь просчитать наилучший для отпугивания Элора ответ.
Если скажу, что хочу его, вдруг он решится на сближение? Мне же тогда придётся… Нет, конечно, я и такое в воспоминаниях работниц борделя встречала, дело не хитрое, но… э-э…
А если отвечу, что не хочу, Элор перестанет опасаться моих домогательств и попытается сократить дистанцию.
Вот ведь!
— Разве это имеет значение? — интересуюсь я с оттенком томной грусти. — Мне было хорошо под тобой, значит, и тебе будет, и всё опять сводится к тому, что мы физически не можем быть вместе.
— Я могу выйти из рода, — напоминает Элор серьёзно. — Тогда даже бронированный я буду безопасен для тебя.
Выход из рода обратим, но… Если Элор на это пойдёт, то император ему всё про меня расскажет, даже Ланабет его не остановит.
— В любом случае я не уйду из семьи, — обещаю я возвышенно.
Семья для Элора — святое, должно же хоть это его, наконец, пронять.
Но Жаждущий бы похихикал на тему того, что я не уйду из семьи ради близости с Элором — ведь в этом нет необходимости.
Резко оттолкнувшись от рогожи, Элор садится напротив меня:
— Тогда зачем эти заигрывания? — Он наклоняется ко мне, обдавая ароматом корицы и раскалённого металла, и даже в сумраке я вижу, как золото прорывается в его радужки. — Зачем был тот поцелуй? И близость потом? Это же ты меня притянул! Ты хотел этого!
— Я не знаю, — пожимаю плечами. — Это… Мне нравятся девушки, но ты… Ты меня возбуждаешь. Но это не значит, что я хочу этого, хочу продолжения, хочу отношений с тобой. Это просто прискорбный факт моей биографии. Возможно, это отголосок сестры-близнеца во мне. И я, возможно, нравлюсь тебе только потому, что мой запах похож на её аромат, а она могла быть твоей избранной.
Его ноздри раздуваются, губы сжимаются в тонкую линию, от чего лицо приобретает злое выражение. Да и аромат раскалённого металла говорит вовсе не о радости и нежности.
— Кстати, у тебя радужки перекрасились, поправь, а то скоро селение, — я прихватываю его плащ и, набросив на плечи, выныриваю в дождь.
Ноги тонут в грязи, я выдираю их, мысленно ругая себя за импульсивность: ну зачем мне было сейчас вылезать из повозки? Селение же скоро, могла бы потерпеть.
Тем более, Элор выскакивает из отъезжающей повозки и точно так же вляпывается в грязь. А на нас из серого полога дождя выпирают следующие за нами лошади. Я отступаю — и Элор отступает за мной на обочину. Его цветастая куртка отталкивает воду, но та проникает сквозь незастёгнутый воротник, разливается по груди. Да и в сапоги, наверное, течёт.
— Всё в порядке? — спрашивает поравнявшийся с нами возница.
— Да, мы сейчас вас догоним, — кивает Элор, а когда кони и повозка проезжают мимо, спрашивает у меня: — Ты куда собрался?
— В самоубийственную атаку на кусты! — Я указываю в лесок на краю дороги. — Идём, будешь меня охранять.
Элор напрасно считает меня безрассудной: в этом мире я даже в туалет в компании хожу, несмотря на необходимость ловчить, притворяться и пользоваться телекинезом, чтобы полностью изображать мужчину. Но самой здесь бродить намного опаснее.
Хотя пока мы не встретили ни одного вампира, не слышали о нападениях на тракте или в ближайших поселениях. Что логично: инквизиторский орден Чистоты берёт деньги за охрану людей от магов, а если даже возле сердца Ордена будут кровавые налёты, это создаст ненужные телодвижения населения. Даже вампирам это не нужно.
Тем не менее, я усердно изображаю перед Элором благоразумие высшей степени, безропотно выполняя все предписания протокола безопасности.
Кстати, пора обновить маскировку запаха, и раз я оказалась условно наедине с собой…
Обоз мы с Элором догоняем, меся грязь на обочине слякотной дороги. Вид предназначенной нам повозки вызывает почти нездоровую радость, мы прибавляем шаг и вскоре забираемся под навес. С плаща и Элора течёт вода, и запах дождя перебивает его пьянящий аромат, но он сильный, скоро возьмёт своё.
Оставив плащ на краю, мы устраиваемся на своих местах. Элор отжимает непривычно короткие тёмно-рыжие волосы, то и дело поглядывая на меня.