МИХАИЛ ХЕЙФЕЦ
СЕКРЕТАРЬ ТАЙНОЙ ПОЛИЦИИ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СТРАННЫЙ ЧИНОВНИК
ЧЕЛОВЕК В ВИЦМУНДИРЕ
…Петербург. Конец
1878 года. Пески — дальняя, глухая окраина города за Николаевским вокзалом (там, где через двадцать лет проляжет Суворовский проспект).
Двое молодых людей осторожно пробирались на конспиративную квартиру крупнейшей подпольной организации «Земля и воля».
Они незаметно скользнули в темное парадное.
На лестничной площадке первый приник ухом к замочной скважине. Тихо в квартире?
Второй глянул в узкое окошко на лестнице, убедился, что на улице никого не видно, и чуть слышно шепнул приятелю:
— На хвосте — чисто.
Первый протянул руку, зацепил на дверной ручке обрывок нити и ощупал на ней три мелких узелочка
Если Катюшу взяли жандармы, она должна была, уходя, незаметно оборвать эти узелки. Однако они целы. Значит ли это, что можно звонить? А вдруг девушка просто не сумела на глазах у жандармов дотянуться до нитки?
Он все-таки решился. Позвонил.
— Кто? — спросили из-за двери.
Она, Катюша. Ее голос…
— Я, Дворник, — негромко отозвался гость. — Со мной Поэт.
Их сразу впустили.
Войдя в переднюю, человек, назвавший себя Дворником, сбросил с плеч шубу с пелеринкой и снял высокую шляпу-цилиндр. Одетый в модный английский костюм, он, казалось, претендовал на то, чтобы выглядеть светским человеком, но подстриженная клинышком бородка и франтоватые шелковистые усики придавали его широкому круглому лицу купеческий вид. Таких купчиков, рядившихся под дворянскую золотую молодежь, немало гуляло в те годы по петербургским улицам.
Зато спутник Дворника, гибкий молодой человек с черными глазами на необычайно бледном лице, выглядел странно.
Карманы и складки его темного костюма слегка оттопыривались, опытный глаз без труда угадал бы в них спрятанное оружие, а под плащом на миг блеснуло широкое лезвие кинжала…
(У Поэта было в подполье и другое, ироническое прозвище: за неодолимое пристрастие к громадным пистолетам и тяжелым кинжалам его дразнили «арсеналом»…)
— Что у тебя сегодня? — озабоченно спросил Катю Дворник. — Почему вызов?
— Приехал чиновник. Из Симферополя. Явка и рекомендации у него от южан. Ищет тебя. В делах, по его словам, не бывал…
— Ага!..
Задумавшийся на секунду Дворник сдунул с плеча пушинку — надо беречь, костюм у него не свой! — и вдруг решительно направился в Катину комнату.
Поэт сунул руку в карман, машинально щелкнул курком и медленно двинулся за товарищем.
Девушка осталась в передней одна…
В уютной комнатке сидел у окна с «Вестником Европы» в руках маленький сухощавый смуглый брюнет в чиновничьем вицмундире. Скрипнула дверь. «Вестник Европы» торопливо отброшен на подоконник, близорукие глаза из-под толстых линз внимательно уставились на вошедших.
— Иван Петрович, — вежливо наклонив голову, представился ему человек, называвший себя Дворником.
— Николай Александрович, — кивнул Поэт.
— Николай Васильевич Клеточников, — близорукий господин, чтобы не вышло потом никаких недоразумений, неуверенно пояснил: — Это моя настоящая фамилия.
Они улыбнулись.
Клеточников испытующе посмотрел на них. Большие, серые, ласковые, спокойно глянули на него в ответ глаза Дворника.
Этим глазам он поверил сразу. С первого мгновенья.
— Я много слышал о вас, Иван Петрович, — голос человека в вицмундире звучал мерно, спокойно. — Мне говорили, что вы каждому человеку можете найти полезное дело. Дело по его силам… Что касается меня, то я…
Дворник и Поэт переглянулись.
УСТРОИЛСЯ
Игра «по маленькой» тянулась каждый вечер.
Хозяйка меблированных комнат («угол Невского и Надеждинской, дешево, удобно, предпочитают студентов») вдова полковника Анна Петровна Кутузова нашла себе, наконец, достойного партнера для игры в карты. Неразговорчивому и невзрачному постояльцу, приезжему коллежскому регистратору, разрешено было запросто заходить на хозяйскую половину дома в любое время дня.
Многое определило такой выбор «мадам» (так называли Кутузову люди, ей близкие): заметила она и гаванские сигары, и французские вина постояльца, и его ровное пристрастие к коммерческим играм в карты (сама Кутузова любила азартные, но в других ценила солидность). Словом, подкупило «мадам» в чиновнике то, что «нигилисты» именовали презрительно буржуазным образом жизни. А главное — хозяйку удивило и обрадовало в постояльце редкое «в наше- то время» умение слушать собеседницу. Стареющая женщина устала от обычных своих постояльцев — от говорливой, голоштанной студенческой публики, не дававшей ей и рта раскрыть.