— А как со сведениями, ваше превосходительство?
— Все секретные материалы канцелярия будет давать тебе сколько требуется. Ну, приступай, Николаша, — так он называл Клеточникова нечасто, только когда хотел по какой-то причине выразить ему свою приязнь, — а я пойду погуляю, мне надо на свежем воздухе мысли собрать для доклада…
Доклад у Клеточникова вышел отличный. В виде исключения ему даже выдали к празднику наградные.
Так, постепенно, шаг за шагом, помощник делопроизводителя Третьего отделения стал помощником управляющего тайной экспедицией, стал его «невидимкой», его «референтом по особо важным делам», или, выражаясь языком того времени, его «пером».
Ну как было не оценить такого незаменимого работника! Его даже стали приглашать на узкие вечеринки руководителей тайной полиции. А в конце концов Кирилов расщедрился и выхлопотал секретарю награду — орден Станислава третьей степени. Жалованье Клеточникова стремительно возрастало от месяца к месяцу: вместо тридцати — сорок, потом пятьдесят, семьдесят пять, сто, сто двадцать пять рублей в месяц! И наградные — сто, двести, триста рублей!.. Кирилов не жалел для своего чиновника казенных денег. Пусть знает! Пусть чувствует! Пусть старается!
И Клеточников старался. Только — не для Кирилова.
НОЧНОЙ ВИЗИТ
К исходу третьего месяца службы Клеточникова в полиции у Александра Михайлова, помимо клеенчатой тетради со списком агентуры, оказался десяток других тетрадей. В них находились копии важнейших политических доносов, составленных и штатными агентами и добровольными осведомителями Третьего отделения.
Михайлов — Дворник и Николай Морозов — Поэт только диву давались, читая нелепости, нагороженные в этих сочинениях. Особенно поражали их фантастические истории, которые складывала о них самих, о революционерах, пылкая студенческая молодежь. Все подобные истории заносились аккуратно в дела Третьего отделения, анализировались там и изучались, хотя на девяносто девять процентов это были самые невероятные выдумки.
— Авантюрный роман! — улыбался Михайлов. — Необыкновенные похождения нигилистов в Петербурге, или…
— …Или новые приключения Гулливеров среди лилипутов! — подхватывал Поэт. — Александр, кстати, ты обратил внимание, в каком-то доносе упоминается, что студент Исаев из Технологического института крамольно разговаривал в присутствии шпика. Я знаю этого студента и думаю, что шпик прав — Исаев действительно очень способный малый и очень опасный для правительства человек. Поэтому к нему стоит, пожалуй, присмотреться.
Сведения Клеточникова Михайлов считал бесценными для организации. Бутылкой шампанского отпраздновал он, всегдашний трезвенник, большое событие в их работе: Клеточникову поручили составлять списки секретной агентуры для получения денег.
— А ведь в тебе, Николай Васильевич, — сказал он, поднимая бокал, — писатель пропадает. Ты всю эту свору так описал в клеенчатой тетради и снаружи и изнутри, что они прямо как живые стоят у меня перед глазами. Ну, за успех!
Оба выпили.
— Может, когда-нибудь и напишу о них обо всех по-настоящему, — вырвалось у Клеточникова. Но он тут же усмехнулся и сыронизировал: — Все тем же жемчужным почерком буду писать романы о тайной полиции.
— Конечно! После победы революции! — с удовольствием поднял Михайлов вторую рюмку.
Драгоценного своего друга вожак подполья берег, как святая святых. Ему запретили встречаться с кем-либо, кроме Наташи и Дворника, запретили заходить куда-либо, кроме Наташиной квартиры. О его существовании не знали, за исключением четырех-пяти человек, даже в Центре партии, а подлинную фамилию Агента знали первое время только Дворник да Поэт. Когда к Михайлову приставали товарищи: «Из каких источников у тебя, Дворник, такая поразительная осведомленность?» — он лишь болезненно морщился и жаловался:
— И так буквально каждый знает у нас обо всех делах, хотя заранее договаривались, что знать будут не больше, чем должны знать. Неужели нельзя хоть эту единственную настоящую тайну иметь в секретной организации?
Сконфуженные товарищи умолкали.