— Нашел бумаги?
— Никак нет, ваше превосходительство.
— Не надо быть дураком, — выразительно бросил ему Кирилов.
Расспрашивать его о московских делах Клеточников не решился в такую минуту: это могло вызвать ненужные подозрения. Более того, ему пришлось изобразить обиду и быстро удалиться из кабинета со скорбным видом. Секретарь не сомневался, что его обязательно призовут снова, но когда, когда это случится? И сколько вреда до тех пор успеет наделать оставленный без присмотра генерал? Этого никто не мог предсказать…
К счастью, опала длилась недолго. Через две недели шефу опять понадобились способности секретаря, и Клеточникова вернули в «случай». Все прошло как ни в чем не бывало. Разве только в уголках генеральских глаз поблескивали лукавые искорки: дескать, чувствуешь, черная кость, каково без меня живется! Клеточников всячески показывал, что очень чувствует, и в конце концов Кирилов не выдержал, разоткровенничался. При всей своей хитрости он не мог обойтись без того, чтобы не похвастать своими успехами, хотя бы перед секретарем.
Оказывается, в Москву Кирилова вызывали для участия в допросе арестованного наборщика чернопередельческой типографии Александра Жаркова.
— Эта типография, Николаша, — генерал находился в добром расположении духа, — была раньше типографией всей «Земли и воли». Сколько лет я за ней гонялся — не упомню. От министра выговора три за нее выслушал. А тут в мои руки попал наборщик, дьявол его задери! Сознавайся, говорю, бандит, не то повешу, как собаку! Видит, мерзавец, что не шучу, не угрожаю — возьму да и повешу, с Третьим отделением у нас пока что считаются. Знаешь, на глазах сломался! — Кирилов устало потянулся, и где-то в рукавах форменного мундира хрустнули локтевые суставы. — С удавкой не пошутишь, братец! Завербовался в сотрудники. Сегодня ночью накрыли типографию — с хозяйкой и наборщиками. Теперь все поймут нашу цену. Старые работники сыска — они решительные и дело знают!
— Ваше превосходительство, — вглядываясь чистыми глазами в лицо шефа агентуры, предложил наивным тоном Клеточников, — а что, если этого Жаркова попробовать двинуть к народовольцам? В наборщики! Это же дефицит в подполье!
Лицо Кирилова смешно надулось и стало хитрым-прехитрым: глаза прикрылись веками, длинный нос опустился почти до подбородка, а губы чуть-чуть повело в сторону.
— Не знаю, не знаю, может, и стоит употребить его там, — усмехнулся он. — «Черный передел» мы кончили разрабатывать. Через день-два обложим все квартиры. Плеханова вот надо взять. А потом можно «уцелевшего от ареста» Жаркова пустить на связь в «Народную волю». Как это ты сказал? Слово-то? Де-фи-цит? Хорошее слово. Что оно значит? К пасхе, если бог даст, будет все хорошо, коллежского советника, Николаша, получишь. Рад? Не благодари — заслужил. Порядок в Третьем отделении! — вдруг почти продекламировал он. — Ну иди, иди работай.
В тот же вечер на квартире у Наташи Клеточников встретился с Михайловым — «отставным поручиком Поливановым». Выслушав его, Дворник немедленно отправился разыскивать Плеханова.
Встреча руководителей организаций произошла в запущенной студенческой мансарде. До последнего момента Михайлов надеялся, что Кирилов прихвастнул, что потери вовсе не так чувствительны. Но истинные размеры предательства оказались страшнее любых рассказов. Сам Плеханов показался Дворнику похожим на медведя, со всех сторон обложенного охотниками. Типографии у «Черного передела» больше не было; основные явки стали ловушками для активных работников. Осталось лишь несколько слабых кружков в столице и провинции. Деваться Жоржу было некуда. Кирилов не солгал: «Черный передел» был разгромлен. «Народная воля» осталась теперь единственной боеспособной организацией подполья. Благодаря предупреждению Клеточникова и Михайлова удалось, однако, спасти руководителей «Черного передела».
Да, это был большой успех Третьего отделения! И когда через несколько недель заграничная агентура донесла Кирилову, что Плеханова «засекли» в Женеве, что он все-таки ускользнул, шеф не слишком взволновался, хотя давно мечтал прибрать к рукам Оратора.
— Генерал без армии, — подводил он итоги операции, — пусть себе в Швейцарии почитывает книжечки. А мы пока должны раздавить «Народную волю». Это было и остается нашей главной задачей. Борьба не кончена, она только начинается! — с пафосом закончил он свое сообщение.