…В тот незабываемый день Клеточников, прогулявшись по Невскому, незаметно юркнул в парадное трехэтажного дома на углу Фонтанки и поднялся по лестнице на самый верх.
Здесь находился тупик с единственной дверью. Позвонив, он показал открывшему ее человеку записку со срочным вызовом и немедленно был допущен пред очи своего начальства.
Кирилов посмотрел на агента без радости, без восторга проглядел очередной номер подпольной газеты (Клеточников доставил в Третье отделение почти полный комплект нелегальщины) и без внимания прочитал его новый донос.
— В ваших сообщениях, — вдруг отрубил он съежившемуся, оробевшему филеру, — нет главного. В них нет божьей искры! Вы, Клеточников, безнадежны как агент!
Нелепо улыбнувшись, бездарный филер вдруг стал объясняться и возражать.
— Но, в-ваше превосходительство, мне весьма затруднительно служить филером! Слаб здоровьем, страдаю легкими, ноги устают… Опять же близорук… Что же делать?.. В отчаянье прихожу, что не оправдал рекомендации…
Шефу агентуры было трудновато отвечать ему: Кирилов сам принимал Клеточникова в штат, не обратив внимания и не сделав никакого замечания насчет его профессиональной непригодности. Близорукий шпик — ведь сразу ясно было, это курам на смех! Но что прикажете делать с тетушкой? Пристала тогда как банный лист — возьми да возьми. А теперь изволь расхлебывать!
— К тому же я, ваше превосходительство, — Клеточников как будто уловил эти сомнения начальства и стал напирать, — прямой, понимаете, по естеству своему человек. Двойная игра мне противна, — тут голос его даже задрожал от избытка честности. — Не могу без отвращения слушать революционные теории этих нигилистов. Как же мне в сем случае доверие внушать?
«Может, действительно пришла пора надавить на его превосходительство? — проносится в мозгу. — Этот старый негодяй зачем-то с важным видом листает пачку ребиковских доносов… Уволить меня он, пожалуй, сейчас не уволит — тетушкино наследство манит… А Иван Петрович все твердит: надо завоевать в полиции важное место или уж рискнуть изгнанием оттуда, — все равно кутузовские меблирашки да конспиративную квартиру для встреч шефа со шпиками выявили, кажется, до конца. Пожалуй, прав Иван Петрович, пора нажать».
— Мне бы хоть что-нибудь… хоть где-нибудь по-привычней, — жалко клянчит проштрафившийся шпик, а глаза его — глаза охотника, подстерегающего добычу, — скромненько опущены вниз, на паркет. — Мне бы в канцелярию…
«Только бы не спугнуть этого самоуверенного буйвола! Вот-вот… сейчас он зайдет в западню… Сейчас. Кажется, он уже оценил аккуратный, жемчужный почерк своего филера… На это поставил нашу главную ставку Иван Петрович. Ну! Еще немножко!»
— Этого господина вы случаем не знаете? — прозвучало как выстрел.
С фотографии, зажатой в мягких волосатых пальцах Кирилова, смотрел на Клеточникова умными своими глазами Иван Петрович, он же Дворник, он же обитатель тридцать шестого номера гостиницы «Москва», отставной поручик Константин Поливанов.
— Никогда его не встречали? Ась?
НЕУЖЕЛИ КОНЕЦ!
— Не знаю. И в альбоме такого лица не помню.
— А жалко, что не знаете! Вас бы сразу наградили, — шеф усмехнулся. — Запомните навсегда, — фотография приближается к самому лицу Клеточникова. — Только что достали этот новый снимок для альбома. Ежели встретите его — постарайтесь, задержите любым способом! Некто Александр Михайлов, он же «Катон-цензор», «Петр Иванович», «Иван Петрович» и так далее… Главарь подпольного мира, учредитель «Земли и воли», наш самый опасный противник. Хуже его сейчас нет в революции никого: умен, дьявол, исключительно энергичен, очень осторожен!
К чему он это говорит? Куда, лис, клонит? Чего добивается?
Клеточникову уже кажется, что его запутали, обвели, что вот сейчас шеф агентуры нанесет последний и неожиданный удар — ведь ему, наверно, все известно, разговор о Михайлове лишь ловкая игра полицейского кота с пойманной мышкой. Конец? Его разоблачили? Да, конечно, конец. А если нет, то почему, с какой стати с ним заговорили о Михайлове?
А квадратное, с крупными, грубыми чертами лицо начальника засияло от удовольствия. Он ясно видит, как изумлен и сбит с толку его «интеллигентный» шпик. Теперь с этим регистратором можно что хочешь сделать: голыми руками можно брать за оттопыренные жабры. Именно в такое вот состояние и желал привести своего агента превосходительный Григорий Григорьевич. И — сам не ожидал столь быстрого успеха. Даже лишку, видно, хватил. Тот совсем перед начальством в трепет вошел.