Вот почему Михайлов приказал всем подпольщикам, встречавшимся со Швецовым, быть настороже, но внешне вести себя с ним совершенно по-прежнему.
Якимова регулярно ходила на встречи к предателю, регулярно морочила ему голову ложными сведениями (тут же передаваемыми им в Третье отделение). Наконец игра подошла к концу: Швецов сообщил Баске, что ящик для типографии готов и он передаст ей заказ в Александровском саду послезавтра…
На условленном месте Якимова увидела знакомую картину: возле Швецова на скамейке стоял огромный, очень яркий, издалека бросавшийся в глаза ящик, а вокруг так и вились стайкой филеры Третьего отделения. Как это ни странно, но подпольщица обрадовалась: у нее появился, наконец, законный предлог, чтоб отделаться от Швецова, не подводя под удар Клеточникова. Очень резко она отругала столяра, намекнула, что такой яркий ящик просто не может не вызвать у нее подозрений, и тут же, кстати, сообщила, что вместе с Халтуриным сегодня же уезжает в Москву. Не успел Швецов сообразить и сориентироваться в обстановке, как она покинула его, оставив по уши в долгу перед Третьем отделением.
…На улице по пятам за Баской двинулось пятеро филеров. Среди них она заметила низенького смуглого старичка. Он и отстал первым. Часа четыре колесила подпольщица по улицам, пока не потеряла из виду последнего преследователя.
— Однако на следующий день, — вспомнила Якимова, — ко мне на квартиру пришел Старик[8] — он тогда очень дружил с Сашей Михайловым — и вслух прочитал отчеты филеров, ходивших у меня на хвосте.
Оказалось, что в тот раз тряхнул стариной сам господин Кирилов — он лично шел по следу подпольщицы. Он же и сошел первым с круга: отправился к себе, на «командный пункт», и там встречал возвращавшихся агентов бранью и угрозами. Но самый последний шпик все-таки порадовал шефа. Он сумел притаиться в парадной, выждал, пока Баска успокоилась, и незаметно проводил ее до дома № 11 по Подольской улице. Два часа подстерегал женщину у входа — она так и не вышла. «Там ее явка», — доложил шпик. Решено было выследить всех посетителей этой квартиры и только потом брать.
Этот план разрушил Клеточников. Он не знал, что скрывается на Подольской, но инстинктом разведчика почувствовал — о замыслах Кирилова надо сообщить Дворнику немедленно, не дожидаясь очередной связи. Ночью «отставной поручик Поливанов» из гостиницы «Москва» уже знал об угрозе «динамитной кухне».
— Так были спасены оборудование, основные запасы взрывчатки и мы с Кибальчичем, — закончила Анна Васильевна. — Возможно, и вся группа партийных техников.
— А что сталось со Швецовым, вы не знаете?
— Николай Васильевич убедил Кирилова, что Швецов морочил его по заданию подполья, — улыбнулась Якимова, — и тот посадил этого дурака Швецова в тюрьму…
— Вы бы, Басочка, записали все это, — укоризненно сказал ей председательствовавший на заседании Михайло Фроленко. — Вон академик Морозов не ленится. Написал о Клеточникове, как он нас в равелине от смерти уберег, почтил товарища…
Волнуясь, Михаил Федорович зарылся в бумаги, разложенные у него на столе. Он зачем-то перебирал их, откладывал ненужные, потом нашел бланк с красным штампом и, надев на нос очки, пробежал его глазами.
Заметив, что присутствующие поднимаются с мест, Фроленко знаком попросил всех остаться.
— Тут еще одно дело осталось, требуется ваша помощь, товарищи. Чекисты обратились к нам с запросом…
Суть запроса заключалась в следующем. На одном из заводов рабочие несколько раз жаловались на своего мастера. Этот гражданин вел себя по-провокаторски: чрезмерно понижал расценки за работу, а когда рабочие возмущались резким падением зарплаты, ехидно предлагал им побороться за производительность труда и заодно подумать хорошенько о пользе для них Советской власти. Рабочие, вместо того чтобы негодовать на власть, пошли к чекистам и сообщили о зловредном старике. Чекисты давно бы прибрали его к рукам, но в анкете у него обнаружилась особая запись. В ответ на вопрос: «Чем занимался до 1917 года?» — мастер писал: «Был членом партии «Народная воля» и два года сидел в Петропавловской крепости». Человека с таким прошлым арестовывать было как-то совестно: его тер-пели. Но последнее время он распоясался особенно, в открытую поносил все и всех, и тогда ОГПУ послало в Общество политкаторжан запрос об этом человеке: действительно ли он такой видный в прошлом революционер?
— Кто из вас, товарищи, знает и помнит Ивана Александровича Петровского? — спросил Фроленко.