Александр Михайлов, в прошлом Катон-цензор, а ныне Дворник подполья, то есть хранитель его чистоты и порядка, не очень представлял себе, как произойдет разговор с Клеточниковым. Руководителю организации надо было увлечь своего разведчика поставленной задачей, заставить его осознать всю важность ее для общего дела.
— Полгода назад, — он начал издалека, — мои товарищи казнили главного палача — шефа жандармов Мезенцева. Он только что утвердил смертный приговор нашему другу и за это был заколот через день после гибели своей жертвы — сразу, как только мы узнали о казни товарища. Я тоже принимал участие в том деле. Нас искали. Но партия была спокойна: конспирация казалась надежной, товарищи были верные, сам исполнитель казни благополучно скрылся на явке в центре города, а потом выехал за границу. Мы были спокойны настолько, что многие разъехались по делам: меня, например, отправили на Дон — там готовилось большое дело. Вдруг в Ростове получаю телеграмму: Центр партии провалился, лучшие люди арестованы…
Дворник передохнул, налил воды и судорожно начал глотать ее. В первый раз видел Клеточников своего нового друга в состоянии такой необычной взволнованности.
— Теперь, когда вы так удачно ушли с филерской службы, ваше новое и главное задание, — продолжал Михайлов, — связано будет как раз с этим непонятным провалом. В первую очередь нас интересует судьба двух арестованных — Генеральши и Сабурова. Генеральшу на самом деле зовут Ольгой Натансон. Эта маленькая черноглазая женщина, которая нынче умирает в крепости — умирает в двадцать шесть лет, — была одной из создательниц нашей партии, руководителем и самым любимым другом, самым любимым человеком в «Земле и воле». А в соседней камере умирает Сабуров, умный, светлый, чистый наш товарищ, создатель партийной типографии и паспортного бюро, создатель наших лучших явок. И перед смертью этих людей мучает только одно: кто выдал полиции Центр партии? Кто и поныне угрожает ее существованию? Вот это вам и предстоит узнать — во имя нашего дела, в память друзей.
Михайлов понизил голос.
— Я сам тогда чуть не попал в засаду, сразу по возвращении из Ростова, и помню: все выглядело очень подозрительно, меня явно ждали. Но кто выдал?! Ведь в организации все свои, все проверены были в работе, и не первый год… Не могу ничего придумать! Задание понятно, Николай Васильевич?
— Конечно, — тихо ответил Клеточников, — надо будет, наверно, посмотреть в архиве…
«ВСЕРОССИЙСКАЯ ШПИОННИЦА»
Недалеко от места впадения Фонтанки в Неву, между Летним садом и Михайловским замком, построили каменный горбатый мост. По краям поставили четыре башенки, протянули между ними цепи и прозвали мост Цепным.
Если пройти по мосту на левый берег Фонтанки, то по правую руку можно увидеть некрасивый светло-бордовый особняк. Это здание похоже на доходный дом: у него нет ни обязательных для парадных петербургских зданий колонн на фасаде, ни львиных морд на карнизах, ни доспехов на фронтоне. Это очень скромное, спокойное, тихое здание.
В нем не чувствуется ничего опасного, ничего зловещего. Сейчас люди давно позабыли, что именно здесь некогда вершила и вязала судьбы миллионов российских обывателей чудовищная «шпионница» — Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии.
Если потянуть на себя тяжелую резную дверь Третьего отделения — для скольких людей она стала входом в тюрьму, на каторгу или на виселицу, — то и теперь можно увидеть широкую беломраморную лестницу, светлую, легкую, как бы взмывающую кверху, украшенную кариатидами. Посередине она прерывается продолговатой площадкой, где некогда круглые сутки сидел дежурный чиновник, проверявший документы у посетителей. В Третьем отделении на этот пост обычно ставили какого-нибудь молодого нагловатого господина с ясным и самоуверенным лицом истукана, исполняющего долг.
У своих этот дежурный удостоверения не спрашивал: в Третьем отделении все знали всех. Каждый был проверен, каждый знаком начальству до тонкостей. Измена никогда не могла проникнуть сюда, в главный оплот империи, в штаб тайной политической полиции. И даже мысль о такой измене никогда не возникала у ветеранов политического сыска.
…Вечер. В большом зале Третьего отделения скрипят перья — это пятеро делопроизводителей заканчивают переписку дел. На их конторках и столах сложены кипы бумаг, головы чиновников зачастую не видны из-за этих груд. Первым кончает работу самый стремительный и самый старательный. Это новичок.