Секретари. Региональные сети в СССР от Сталина до Брежнева

Усиливавшееся разложение коммунистической идеологии с течением времени и даже утрата веры в идеалы социализма и его преимущества не обязательно означали утрату ориентиров и опор системы. «Ближе к истине, — указывает один из исследователей, — может быть обратное: выживание и, более того, поразительная стабильность коммунистических режимов, наблюдавшаяся десятилетиями, в значительной степени опиралась на публичные дискурсивные рамки, обеспечивавшие предсказуемость и очевидный консенсус в рядах элиты в течение долгого времени после смерти веры»[852]. Упрочение действующих принципов номенклатурной «этики», старшинства и компромиссов в региональных сетях, которые рассматривались в нашей книге, вполне могло служить одной из основ этого феномена.

После произошедшего распада советской системы наиболее значительным изменением в политической организации постсоветского пространства было создание 15 государств — преемников СССР, а также ликвидация КПСС как важнейшего фактора интеграции на низовом уровне. На протяжении следующего десятилетия Россия и прочие государства-преемники двигались в разные стороны. В России 1990‐е годы стали эпохой заметной децентрализации: многие экономические активы оказались в руках местных руководителей, а попытки Москвы подчинить региональные дела своему административному контролю раз за разом терпели неудачу.

Растущая обеспокоенность проблемой институциональной и территориальной целостности Российского государства усилилась после экономического кризиса 1998 года. Реакцией на это стал поворот к фискальной и административной рецентрализации. Сопоставление системы, возникшей в последние десятилетия в современной России, с теми формами регионального развития, которые существовали в Советском Союзе, несомненно, поможет лучшему пониманию обоих феноменов. Некоторые возможности для такого сопоставления дают результаты исследования, представленные в этой книге.

Приложение 1 Политические сети

Социальной сетью называется любое объединение акторов и набор взаимоотношений (связей) между этими акторами. Сети могут отличаться друг от друга размерами, а также назначением и прочностью связей[853]. Политическая сеть представляет собой особый тип социальной сети, подразумевающий властные отношения между акторами, осуществляемые либо посредством влияния (когда один актор передает другому некую информацию, влияющую на поведение последнего), либо посредством господства (когда один актор контролирует поведение другого, предлагая ему какие-либо блага или причиняя какой-либо вред либо лишая его каких-либо благ и избавляя его от какого-либо вреда)[854]. Анализ сетей в большинстве случаев сводится к процедурам, включающим изучение узлов, из которых состоят сети, и связей внутри сетей[855]. В данной книге мы исходим из менее строгого определения. Мы понимаем политическую сеть как асимметричную систему, состоящую из акторов, связанных отношениями зависимости и своими собственными нормами[856].

В качестве научного метода сетевой анализ имеет явные преимущества. Он представляет собой зонтичную концепцию, охватывающую в том числе исторические исследования и увязывающую их с достижениями в других областях общественных наук. С этой точки зрения можно сослаться на теорию патрон-клиентских отношений, широко используемую в историографии. Речь идет об асимметричных отношениях договорного социального обмена, когда покровители служат для клиентов источником защиты, материальных благ и перспектив карьерного роста. Поскольку клиенты не в состоянии предложить в обмен нечто равноценное, они нередко расплачиваются с покровителями лояльностью. «С учетом неравенства в обладании ресурсами, — пишет один из авторов, — клиенты почти никогда не выплачивают свои долги, до конца жизни оставаясь пленниками сети патерналистской власти, выстроенной их покровителем»[857]. Исследования отношений между покровителями и клиентами, распространенные в 1960–1970‐х годах, с тех пор переросли в изучение сетей вообще[858]. Важными для историков являются также общие наблюдения о прочности неформальных сетей. Хотя они возникают в любых политических системах, сравнительный анализ говорит нам, что сети будут отличаться особенно крепкими связями (как в случае сетей доверия) там, где обменам свойственен высокий уровень давления и риска[859].

852

Schull J. What Is Ideology? P. 736.

853

Wasserman S., Faust K. Social Networks Analysis: Methods and Applications. Cambridge, 1994; Borgatti S. P., Everett M. G., Johnson J. C. Analysing Social Networks. Thousand Oaks, CA: Sage, 2013. P. 1–2.

854

Knoke D. Political Networks: The Structural Perspective. New York: Cambridge University Press, 1990. P. 3–4, 11–14.

855

Именно это называется элементарным сетевым анализом (Borgatti S. P., Everett M. G., Johnson J. C. Analysing Social Networks. P. 6; см. также: Knoke D. Political Networks. P. 9).

856

Идея о том, что сетям присущи собственные нормы, восходит к ряду исследований (1930–1940‐е), в ходе которых были найдены свидетельства о существовании в рамках более крупных организаций сплоченных несемейных подгрупп или кланов, имеющих собственные нормы и ценности, нередко противостоящие официальной или формальной культуре. См.: Scott J. Social Network Analysis. Thousand Oaks, CA: Sage, 2000. P. 16, 20, 100.

857

Knoke D. Political Networks. P. 142.

858

В число более ранних работ этого направления, посвященных Советскому Союзу, входят: Rigby T. H. The Need for Comparative Research on Clientelism: Concluding Comments // Studies in Comparative Communism. 1979. Vol. 12. № 2–3. P. 204–211; Bauman Z. Comment on Eastern Europe // Studies in Comparative Communism. 1979. Vol. 12. № 2–3. P. 184–189; Leadership Selection and Patron–Client Relations in the USSR and Yugoslavia / Ed. by T. H. Rigby, B. Harasymiw. London: George Allen, 1983. Тенденцией последнего времени является изучение патрон-клиентских отношений в различных сферах, а не только в политической. Янковская Г. А. Искусство, деньги и политика: художник в годы позднего сталинизма. Пермь: ПГУ, 2007; Tomoff K. «Most respected Comrade…»: Informal Networks in the Stalinist Music World // Idem. Creative Union. The Professional Organization of Soviet Composers, 1939–1953. Ithaca; London: Cornell University Press, 2006. Р. 268–299; см. также тематический выпуск журнала Contemporary European History: Patronage, Personal Networks and the Party-State: Everyday Life in the Cultural Sphere in Communist Russia and East Central Europe / Ed. by G. Péteri // Contemporary European History. 2002. Vol. 11. № 1. В сфере советологии работой, находящейся на пересечении клиентелистского и сетевого подхода, является: Willerton J. P. Patronage and Politics in the USSR. Р. 52–71. Широко пользуясь концепцией клиентских отношений, Джон Уиллертон в то же время применяет сетевые инструменты. Во-первых, он указывает, что величина клиентской сети «примерно соответствует степени власти и авторитета», имеющихся у покровителя; иными словами, можно эмпирически оценить влияние политика, исходя из размеров его сети (Willerton J. P. Patronage and Politics in the USSR. P. 52, 61). Во-вторых, организации обладают различными сетевыми атрибутами, и в этом отношении, на его взгляд, выделялась политическая партия: при прочих равных условиях служба в партийном аппарате позволяла обзавестись более крупной сетью, чем наличие должности в какой-либо иной государственной или экономической организации (Ibid. P. 50–51). О слиянии исследований, посвященных клиентским отношениям, с литературой о сетях вообще см.: Knoke D. Political Networks. P. 13–14, 140–142.

859

Об этом см.: Cook K. S., Rice E. R. W., Gerbasi A. The Emergence of Trust Networks under Uncertainty // Creating Social Trust in Post-Socialist Transition / Ed. by J. Kornai, B. Rothstein, S. Rose-Ackerman. New York: Palgrave, 2004. P. 196; Knoke D. Political Networks. P. 108. В том, что касается Советского Союза, подобная аргументация содержится, например, в работах: Bauman Z. Comment on Eastern Europe; Willerton J. P. Patronage and Politics in the USSR.