— Спасибо, — говорю, вытирая губы салфеткой. — Было вкусно.
— Орехи.
— Я берегу зубы и фигуру. Обойдусь.
Все еще смущаясь своей наготы, возвращаюсь в постель и натягиваю на себя покрывало. Я не знаю, который час, но по бьющему в окно свету уличного фонаря догадываюсь, что уже ночь или поздний вечер. А это значит, прошли мои первые сутки в качестве секретарши бандита. И пока я не сделала ничего из своей прежней должностной инструкции.
— Я могу поспать? — спрашиваю как можно мягче.
— Спи.
— А ты так и будешь сидеть здесь?
Ризван встает, распрямляет плечи и подходит к кровати.
Лучше бы я промолчала. Теперь молюсь, чтобы ему больше не хотелось секса. У меня и так все болит, сил нет. Щека ноет. Между ног горит. Рот онемел. В груди ломит от чувства стыда. Мне нужно время смириться с тем, что уже случилось, и морально приготовиться к тому, что еще произойдет. Вдруг завтра Ризвану захочется посмотреть, как меня трахает его человек. Или два. Три. Я не должна поддаться панике и броситься умолять его о пощаде.
Словно прочитав мои мысли, он коленом упирается в кровать и спрашивает:
— Я хочу, чтобы ты отсосала пятерым моим людям у меня на глазах. Так же, как мне. Смакуя. Сделаешь?
У меня внутри все переворачивается. Мир грез рушится. Меня будут пускать по кругу, пока я дышу. Лишь ради того, чтобы этот ублюдок насытился лицезрением извращений.
— Вряд ли у меня получится, — произношу неясно. — Я неопытна в этом деле. Ты был первым, у кого я… глотала. И надеюсь, станешь последним.
Кажется, мой ответ его удовлетворяет. Он не срывается, не хватает меня за волосы, а лишь улыбается уголком губ.
Не сводя с меня глаз, Ризван снимает брюки, оголив свой вновь воспрянувший ото сна член. Его размер меня до сих пор пугает. И как только он в меня влезает?!
Лихорадочно сглотнув, я натягиваю покрывало к подбородку и отодвигаюсь. Ризван медленно залезает на кровать и нависает надо мной. Дыру жжет на моем лице, клеймо рабыни выжигает.
Я начинаю задыхаться. В висках стучит от осознания, что он снова собирается меня отыметь. Хочется закричать: «Имей совесть, я же сотрусь!», — но разве ему есть до этого дело? Сотрусь — утилизирует. Таких, как я, тысячи. Таких, как он, единицы…
— Нежно любишь? — вдруг интересуется без намека на грубость.
— Что? — переспрашиваю, недоумевая и напрягаясь сильнее.
Он стягивает с меня покрывало, обдает мою грудь взглядом, будто жаром, и подгибает одну мою ногу. Опускается, дыханием касаясь моей щеки, а членом — моей вагины, и горячо шепчет:
— Хочу наградить тебя, Роксана. — Зубами прикусывает мою мочку и скребет ими по шее. Кажется, сейчас вонзит в артерию. Аж сердце замирает. — Ты заслужила, — добавляет он и, впившись в мои губы поцелуем, толкается в меня членом.
Перед моими глазами сыплются искры, яркими вспышками рассекая сгустившуюся тьму.
Онемевшие губы вновь обретают чувствительность. Тело безотказно за бесценок продается Ризвану. Разум отключается. Мне не хватает воздуха. Медленно ползущая по венам кровь набирает скорость. Сердце снова остервенело бьется в клетке ребер.
Откуда-то берутся силы и аппетит отвечать Ризвану на поцелуй — лютый, мучительный, животрепещущий.
— Рассчитываешь, я буду потакать твоим желаниям? — Он отстраняется от меня, колюче заглянув в мои глаза. Чуть приподнимается и, не дав мне опомниться, переворачивает меня на живот. Придавливает своим телом к кровати и шипит мне на ухо: — Не на того нарвалась, Роксана! Ты моя подстилка. Щель. Шлюха. Тут я хозяин, а я не считаюсь с предпочтениями грязной рабыни. Хотя можешь называть себя моей секретаршей. Если от этого трах со мной обретает для тебя иные краски.
Он снова вбивается в меня. Глубоко. Жестко. Грубо. Я лицом зарываюсь в подушку и заглушаю ею свой горький крик отчаяния.
Ненавижу его. Презираю. Проклинаю. За то, что обезволил меня, растоптал, унизил. За то, что пленил мое тело. Овладел им. Проник во все уголки и отравил собой.
Придет день — и он поплатится. За все, что сделал со мной и сделает в будущем. Я уверена. Потому что я не сдамся. Мой брат не сдастся.
Мои бедра приподнимаются одним мощным рывком. Колени подгибаются. Руки оказываются перекрещенными на пояснице. Вцепившись в мои запястья мертвой хваткой, Ризван ускоряет свой темп. Кровать под нами скрипит. Изголовье стучит о стену. Вкупе с потрескиванием камина, моими стонами и утробными рычаниями Ризвана, эти звуки будоражат воображение, рисуя для меня картины бесперспективного грядущего. Сплошной секс — преступный, развратный, испорченный. И я — в оковах наложницы, с призрачной надеждой однажды наказать это чудовище.