Я отклоняюсь назад только чтобы сказать:
– Продолжайте говорить. Расскажите мне, как представляли себе это.
Я возвращаюсь к тому, что делаю, а в его глазах мелькает протест: я не та, кто отдаёт здесь приказы, – но затем я кружу языком вокруг него именно так, как нужно, и он делает то, что я прошу.
– День стирки, – выдыхает он, и на секунду я чувствую замешательство.
Затем он продолжает:
– Так что ты надеваешь то, что, как правило, не стала бы надевать на работу, что-то, что, по-твоему, сидит впритык или выглядит слишком сексуальным, что хорошо очерчивает твои изгибы. Верхняя пуговица на твоей блузке продолжает расстёгиваться, открывая слишком много декольте, и когда ты наклоняешься, твоя юбка высоко задирается, что совершенно неприемлемо на работе. Так что я вызываю тебя в свой… ммм. Свой офис, и…
Я поражаюсь сложности предыстории. Никогда бы не подумала, что у него такое воображение.
Опять-таки на мгновение я и позабыла, что он писатель.
– …и… – он потерял мысль, его взгляд расфокусирован. Ему требуется усилие, чтобы вернуться к рассказу, но он продолжает:
– И в первое мгновение ты чувствуешь себя неловко, но где-то глубоко внутри ты даже немного польщена тем, что я заметил. Я говорю тебе, что то, как ты одета, создало большую проблему, и что устранить её прямо сейчас – твоя обязанность. Ты говоришь, конечно, всё что угодно, потому что надеешься сохранить работу и не хочешь получить выговор в личное дело или что-то в этом роде. Вот тогда я отодвигаюсь на стуле от стола и говорю тебе… – его дыхание становится тяжёлым и быстрым, но он продолжает, – …я говорю тебе... подойти и встать на колени. Я расстёгиваю брюки, и теперь ты понимаешь, что происходит, но теперь ты и сама этого хочешь, даже несмотря на то что это так неправильно, поэтому ты не говоришь мне нет. Ты просто делаешь это. Ты сосёшь мой член так, будто от этого зависит твоя работа.
Он делает резкий вдох.
– Чёрт. Я уже почти готов. Ты делаешь это. Ты опускаешься на колени под моим столом и отсасываешь мне, пока снаружи продолжают ходить люди, не имеющие ни малейшего понятия о том, что происходит. Мэг, я сейчас… – он с трудом держит глаза открытыми, его тело напряжено, он наклоняется вперёд, перемещая вес тела на носки. – Я сейчас кончу, – наконец выговаривает он, постанывая. – Ты готова для меня, детка?
Чёрт, это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышала.
Я отвечаю ему единственным способом, который знаю: хватаю его за зад и беру его глубже.
Он заполняет мой рот, его колени слегка подгибаются, и на мгновение мне даже кажется, что он вот-вот рухнет на пол. Это было бы тем ещё зрелищем. Но он быстро приходит в себя и цепляется за мои плечи, чтобы сохранить равновесие.
Он открывает глаза, облизывает губы и улыбается.
Я медленно выпускаю его изо рта, и его пробивает дрожь, когда мой язык скользит по его сверхчувствительной головке.
– В следующий раз ты будешь сидеть, а то вдруг ещё навредишь себе, – говорю я ему, дерзко улыбаясь.
– Хмм. Продолжай смотреть на меня столь самодовольно. У тебя в уголке рта остатки моей спермы, – он берёт меня за руку и заставляет подняться на ноги, затем подхватывает капли большим пальцем и проталкивает его между моих губ. И хотя у меня устал язык и побаливают губы, я всё равно ласкаю его, опускаю веки и издаю тихий, довольный стон, вибрацией отдающийся в моём горле.
– Иисусе, – шепчет он. – Тебе это и правда нравится, да?
Я киваю. Нет смысла это отрицать.
– Теперь ты это знаешь, – говорю я тихо, когда он убирает большой палец.
– Знаешь, в таком случае, я собираюсь воспользоваться этим в полной мере, – он отводит волосы с моего лица. – Каждый день я буду первым делом вызывать тебя в свой офис. Но не за тем, чтобы ты принесла мне кофе, а чтобы ты опустилась на колени под моим столом. Чтобы начать утро правильно.
– Хорошо, – я знаю, что это всего лишь фантазия, или, по крайней мере, думаю, что это всего лишь фантазия. Но, чёрт, я бы сделала это. Такой эффект он оказывает на меня. – Но моя техника оставляет желать лучшего, если прямо перед этим я не испытала сокрушительного оргазма. Это ненамеренно, но, боюсь, ты почувствуешь разницу.
– О, так сначала я должен буду посадить тебя на стол и удовлетворить своим ртом? Тоже мне проблема, – ухмыляется он. – Тут, правда, могут возникнуть некоторые сложности. Мне придётся найти что-то, чем можно будет заткнуть тебе рот.
Я смеюсь над ним:
– Уверена, ты что-нибудь придумаешь.
Я захожу в ванную Эдриана, останавливаюсь у раковины и какое-то время просто пялюсь. Когда я была здесь в прошлый раз, у меня всё ещё были заспанные глаза, и я пропустила одну важную деталь обстановки: а именно то, что в стаканчике теперь стоят две зубные щетки.
И одна из них выглядит подозрительно знакомой.
Несколько мгновений я просто стою как вкопанная.
– Эдриан?
Он подходит ко мне, останавливаясь в нескольких футах от двери.
– Что?
– Ты принёс сюда мою зубную щётку?
Я вижу его отражение в зеркале, вижу, что он едва сдерживает улыбку.
– Знай, невозможность ответить тебе саркастически на этот вопрос причиняет мне почти физическую боль.
Я поворачиваюсь и сердито смотрю на него. Разумеется, моя инстинктивная реакция иррациональна, но мы ведь сейчас говорим об Эдриане Райзингере. Дайте ему полпальца или палец, и он всю руку откусит.
– Не смей трогать то, что принадлежит мне.
Его брови приподнимаются самую малость.
– Чуть раньше ты нисколько не возражала, когда я трогал то, что принадлежит тебе.
– Подожди-ка. Межкомнатная дверь была закрыта, – я пристально смотрю на него. – Я это отлично помню.
– Была, – соглашается он. – Но твой ключ лежал в твоём кармане, – он указывает на кучку сброшенной одежды.
Я моргаю несколько раз.
– Ого. Что ж. Знаю, вам будет трудно это понять, потому что вы всегда были так богаты, что никто никогда не выговаривал вам за подобное, но нас, живущих в реальном мире, такие вещи пугают до чёртиков.
Он суёт руки в карманы и делает шаг назад.
– Знаешь, ты такая красивая, когда злишься.
– О, мой бог, – закатывая глаза, я хватаю зубную щётку и иду к межкомнатной двери. – Увидимся на послеобеденной секции, Эдриан.
Он следует за мной к двери и, когда я открываю её, ставит ногу в дверной проём, чтобы я не могла просто захлопнуть её за собой. Я подумываю об этом, но я не настолько жестока.
Пока.
– Я просто подумал, что так будет удобнее, вот и всё, – говорит он. – И потом, разве ты не хочешь получить обратно свою одежду?
Должно быть, он шутит. Но, нет, моих сумок также больше нет там, где я их оставила.
– Пожалуйста, верните мои вещи туда, откуда вы их взяли, мистер Райзингер, – я захожу в свою ванную комнату, плотно закрыв за собой дверь. Вот же наглец.
Конечно, я собиралась провести с ним эту ночь. И каждую следующую ночь до конца конференции тоже.
Суть не в этом.
Когда я выхожу из душа, то вижу на своей кровати поднос с заказанной в номер едой. Под тарелкой лежит маленькая записка, написанная на бумаге со штампом отеля.
Mea culpa, darling. Mea maxima culpa. [23]
– М-р. Р.
Мои сумки стоят там же, где я их оставила ранее, так что я даже задаюсь вопросом, не сделал ли он предварительно пару полароидных снимков, чтобы было с чем сверяться. Я поднимаю металлическую крышку над тарелкой, и у меня дёргается нос.
Это огромная тарелка бисквитов с подливкой [24] , и хотя я знаю, что мне не следовало бы их есть, мой рот наполняется слюной ещё до того, как я откусываю первый кусочек.
24
популярное блюдо для завтрака в США, особенно на юге. Бисквит поливают несладким, как правило, мясным соусом из бекона, сосисок, молока и муки.