Я бросаю телефон в стену.
Глава десятая
Это всё равно что вернуться обратно в университет на пары по литературе.
– Что вы об этом думаете, Натали?
Я прочищаю горло.
– Знаете, в таких вещах самое важное – это отличать фантазию от реальности. Большинство читателей, и, пожалуйста, обратите внимание на ключевое слово здесь, хочет читать о таких парнях, с которыми они никогда бы не вступили в отношения в реальной жизни. И не потому, что эти парни недосягаемы, а потому что в реальной жизни из них получились бы ужасные партнёры. Поэтому вы придумываете эту фантазию о контролирующем всё плохом парне, который на протяжении истории становится кем-то другим, но не теряет при этом своих ключевых черт. Он точно знает, когда проявить настойчивость, а когда уступить.
Ну и чушь же я мелю. Последний раз, когда я несла такую ахинею, я пересказывала эпизод «Вилочки» [26] . Не спрашивайте меня, какого чёрта «Легенда о Сонной Лощине» вообще делала в списке литературы для студентов университета, но хвала Богу за малые милости.
Один из слушателей спрашивает, беря в руки микрофон:
– Но не кажется ли вам, что всё меняется? Что плохие парни перестали быть популярны? Я всё чаще слышу, как читатели говорят о том, что хотели бы читать про хороших парней.
Кто-то откашливается.
Изи бросает взгляд на список докладчиков.
– Кто-нибудь хочет высказаться?
– Что ж, – слышу я свой голос, – безусловно, всегда будут те, кому хочется чего-то другого. Но и не то, чтобы доминирующие плохие парни были чем-то новым. Это «мне на всё насрать» отношение, простите мой французский, всегда было и всегда будет сексуальным. Оно сигнализирует о власти и контроле. Оно говорит о том, что этот мужчина будет бороться за вас, поддержит вас даже тогда, когда весь остальной мир обернётся против вас. И если он чего-то захочет, он будет этого добиваться. Если вы внимательно присмотритесь к тем нескольким популярным книгам, в которых главными героями действительно являются хорошие парни, то заметите, что и они тоже обладают этими качествами. Они просто чуть-чуть более мягкие по натуре.
– Хороший аргумент, – говорит Изи. – Секция почти подошла к концу, но, думаю, у нас есть время на ещё один вопрос.
Я поднимаю глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как появившийся из ниоткуда Эдриан уламывает следующую в очереди женщину отдать ему микрофон.
О, да ради всего святого.
– Меня интересует феномен миллиардеров, – говорит он, удерживая мой взгляд своим. – Многие читатели говорят, что хотели бы читать об обычных парнях и что устали от миллиардеров до такой степени, что отныне будут избегать все книги, в которых слово «миллиардер» упоминается в заголовке или в аннотации. Считаете ли вы, что мы достигли той точки, когда такой герой приносит книге скорее вред, чем пользу?
Изи бросает на меня взгляд, как будто спрашивая, не подговорила ли я его задать этот вопрос. Я слегка качаю головой.
– Что ж, – говорит она, – мне не хотелось бы утруждать вас снова, Натали, но вы здесь эксперт по любовным романам о миллиардерах. Что скажите?
Я пожимаю плечами.
– Во многих книгах герои являются миллиардерами, просто не везде об этом говорится прямо. Полагаю, сейчас и правда лучше иногда не выставлять этого напоказ, но сами образы таких героев как использовали, так и продолжают использовать. Эти герои могущественны, но изолированы. И, мягко говоря, они немного странные. Как все мы знаем, «эксцентричный» – это то же самое что странный, только с деньгами.
В аудитории раздаются смешки.
– Мы просто нашли для них новое слово. Сегодня мистер Дарси был бы миллиардером. То же самое можно сказать про всех тех герцогов, лэрдов и нахальных принцев из старых серий «Арлекина» [27] . Они щёлкают пальцами, и вы кончаете.
Эдриан самодовольно усмехается.
– Но я думаю, что читательская аудитория у них всё ещё есть, – продолжаю я, игнорируя его, даже несмотря на то, что заливаюсь краской. – Нельзя угодить всем и всегда, но читатели романов о миллиардерах никуда не денутся.
Он продолжает мне улыбаться.
Изи объявляет об окончании круглого стола, и нам аплодируют. Я вижу, как Эдриан пробирается через толпу ко мне, и ещё до того, как я успеваю встать, он кладёт руку мне на плечо. Все остальные восприняли бы это как дружелюбный жест, может быть, чуть-чуть интимный, но я чувствую власть и контроль, которые за ним стоят.
– Значит, я немного странный, да? – тихо спрашивает он.
– Уж поверь, – говорю я ему, не поднимая глаз. – Я подумываю пойти сейчас на тот мастер-класс по книжным сериям. Если у тебя нет других планов.
– Сходи, – отвечает он. – Я ненадолго вернусь в номер. Мне нужно сделать пару звонков.
Я раздражена, но стараюсь этого не показывать. Я больше не чувствую себя здесь не в своей тарелке, и кислый привкус на корне языка, который возник от того, что я косвенно лгала всем этим людям, стал постепенно пропадать. В конце концов, он нанял меня для этого. Не то чтобы я украла чью-то личность.
Я задаюсь вопросом, кому такому важному ему нужно позвонить. Кара практически не появлялась на наших мероприятиях. Я была рада этому, поэтому и не интересовалась причинами её отсутствия, но каждый раз после разговора с ней у Эдриана было очень кислое выражение лица. Интересно, слышала ли она историю про мои трусики. Я волновалась, когда только зашла в конференц-зал, но пока никто ничего о них не упоминал и насмешливых взглядов на меня не бросал. Наверное, модели с обложки отмочили что-то действительно безумное после того, как я ушла, и это затмило всё остальное.
В другой ситуации я бы расстроилась из-за того, что всё пропустила, но не могу сказать, что жалею о том, что позволила Эдриану утащить меня в свой номер.
Нет, нисколько не жалею.
Мастер-класс по созданию книжных серий оказывается нестерпимо скучным, так что я выскальзываю в коридор и возвращаюсь в свой номер. Эдриан говорил, что ему нужно позвонить, так что я решила дать ему немного уединения. Да и потом я всё ещё не до конца уверена в том, хочет ли он, чтобы я околачивалась рядом, когда мы не трахаемся или не спим вместе. Я скидываю туфли и отдёргиваю занавески, чтобы впустить в комнату немного солнечного света. И спрашиваю себя, обнаружил ли Эдриан балкон. Быстрый взгляд за окно подтверждает, что да, обнаружил.
В одной руке у него телефон, который он держит у уха, другая спокойно лежит на перилах, пока он смотрит на город. Я наблюдаю за ним с минуту, а потом мне снова становится не по себе и, отойдя вглубь комнаты, я плюхаюсь на кровать.
Если он подойдёт чуть ближе, то легко сможет меня увидеть. Я не уверена, понял ли он это уже. Порочная идея начинает созревать в моей голове, и чем больше я стараюсь её подавить, тем соблазнительнее она становится. Я сажусь на кровати и снова выглядываю наружу. Он всё ещё там, где и был. Но может быть теперь он стоит чуть-чуть ближе ко мне, или мне это только кажется?
Улыбаясь про себя, я вытаскиваю из угла стул и ставлю его прямо перед стеклянными дверьми. Если он повернётся, то увидит, как я сижу на нём, откинувшись. Я расстёгиваю несколько пуговиц на блузке и развожу ноги чуть шире, чем позволяет эта юбка.
Как только я начинаю думать, что он так меня и не заметит, он слегка поворачивает голову.
Я вижу это – тот момент, когда он сначала поражён, затем шокирован, а потом до него доходит, что я отлично осознаю, что делаю. Он медленно поворачивается, улыбка играет на его губах.
Я машу ему рукой, и вижу, как он усмехается.
Стекло слишком толстое, чтобы я могла услышать через него его голос, да и всё равно он, по-видимому, больше слушает своего собеседника. Может быть, это своего рода конференц-звонок. Фу. Скука смертная, не пожелала бы этого и злейшему врагу.
26
американское детское получасовое шоу, выходившее в 1995-98 гг., о джек-рассел-терьере по кличке Вилочка, который живёт со своим хозяином в вымышленном городке в штате Техас, и которому снятся сны, в которых он становится главным героем произведений классиков – прим. переводчика) своему профессору, пытаясь убедить его, что и правда читала «Легенду о Сонной Лощине» (рассказ американского писателя XIX века Вашингтона Ирвинга, в которой он по-своему интерпретирует мотив о Всаднике без головы