— Ух ты, — восхитилась Эми, — классные колеса!
— Садитесь. — Он открыл дверцу, и его рука, лежащая у нее на пояснице, подтолкнула ее вперед. Эми никак не могла привыкнуть, что эта сильная рука последнее время указывает ей нужное направление.
— Быстрая и мощная, нет места для багажа, — резюмировала девушка, погружаясь в мягкое сиденье, — похожа на своего владельца.
Антон завел мотор, и машина с ревом рванула с места. Было приятно чувствовать, как ветер играет в волосах. Эми откинулась назад, чувство взволнованности охватило ее.
— Почему вы сказали это? — спросил он после минуты молчания.
— Что? — девушка взглянула на него.
— То, что у меня нет места для багажа.
— О, извините, я не хотела показаться дерзкой. — Его лицо хранило серьезное выражение, и она испугалась, что обидела его. — Констатация факта.
— Что?
— Это ваш стиль. Ни тюремщиков, ни лишних пассажиров, ни выходных дней. Прекрасный образ жизни, когда за плечами нет человека, кого необходимо принимать во внимание. Вы же не мечтаете о жене в бигудях, жарящей печенку с луком, о троих малышах, таскающих вас за рукава с воплями «Папочка! Папочка!».
— Хм, звучит ужасно.
— Работаете до полуночи, затем глотаете лапшу и виски в каком-нибудь стриптиз-баре в Ван-Чай?
— А вы?
— А что я? — рассмеялась девушка.
— Когда вы пришли на собеседование, то сказали, что не сыщется ни одного человека, который бы ушел в работу с головой так, как вы. Вы сказали, что хотите есть, спать и дышать одной работой на «Зелл Корпорэйшн».
— Да, сказала и держу слово.
— Так в чем же разница между нами?
— Вероятно, ни в чем. Только я не жалуюсь. Я вынужденно одержимый одиночка и счастлива от этого.
Антон усмехнулся.
— Вы шутите, не так ли?
— Полагаю, никто из нас не собирается сидеть за семейным столом с тремя детьми и есть печенку с луком. Бесполезно и мечтать.
— Мечтать всегда полезно.
Тема разговора вдруг стала ей неприятна.
— Куда мы едем?
— На Баттери-стрит. Думаю, вам захотелось бы взглянуть на ярмарку поделочных камней: нефрит, жадеит, они часто идут под одним названием — жад.
— Драгоценности? Ну и ну, рассказывайте дальше.
— Жад — более чем драгоценность, мисс Уортингтон, — объяснил он. — Это стиль жизни, камень небес. Он и лекарство, и религия, и искусство. Человек растирает его ради здоровья, поклоняется ему ради красоты и возьмет его в будущий мир. Вы даже можете съесть его, если хотите жить вечно.
— Нет, спасибо. Уже девяносто будет многовато. Что еще мне следует знать?
— Минералы могут быть зелеными, белыми, лавандовыми, красными, желтыми и даже черными. Самые ценные камни — нефрит и жадеит. Нефрит встречается чаще, жадеит более дорогой и прочный.
Рынок на углу Канзу и Баттери-стрит волновался и шумел. Как и сказал Антон, ассортимент товаров поражал воображение: всевозможные ювелирные украшения, коробочки с крошечными бусинками и шариками, статуэтки животных и даже глыба необработанного зеленого нефрита размером с человека. И камни, камни любых цветов, любых оттенков, самых невероятных, от черного до белоснежного.
Один магазинчик привлек внимание Эми. Владелец расставил на полках множество маленьких фигурок животных.
— Мне нравится поросенок, — сказала девушка, беря в руки толстенькое маленькое существо с пухленькими щечками и круглыми глазками.
Владелец сделал шаг вперед.
— Прекрасный выбор, — воодушевился он. — Пятьсот долларов.
Услышав цену, Эми зажмурилась.
— Для меня слишком дорого. — Она поспешно поставила фигурку на место.
— В любом случае свинья не ваше животное, — заметил Антон. — Вы родились под другим знаком.
— И каким же? — спросила Эми.
— Вы обезьяна, — серьезно ответил он. — Вот эта статуэтка вам больше подойдет.
Девушка взяла фигурку из его рук. Маленькая обезьянка обеими лапками прижимала к груди банан и озабоченно оглядывалась из-за плеча: никто не позарится на ее трофей? Она была такой восхитительной, что Эми задохнулась от восторга.
— О, какая премиленькая обезьянка! Я уже люблю ее!
Глаза Антона угрожающе сузились.
— Проклятье, только что вы удвоили цену, — прошептал он.
— Мне все равно, — зашипела она в ответ. — А какие качества есть у обезьяны?
— Ну, если бы вы родились кабаном, то были бы более приятной персоной, и я бы, не задумываясь, принял вас на работу.
— Что-то я не заметила особых колебаний по поводу моего приема на работу, — парировала Эми.
— Однако как обезьяне, — продолжал он, игнорируя ее замечание, — я не могу отказать вам в уме и шарме. Хотя в вас коренится недоверие к людям, и поэтому с вами тяжело сблизиться.