Она скучала по его улыбкам, по тому, как он подразнивал ее, как иногда вроде бы случайно дотрагивался до нее. Впрочем, теперь это представлялось причудливой фантазией. В душе она чувствовала ужас, усиливавшийся с каждым днем — ужас от того, что он устанет от нее и найдет себе кого-нибудь другого поласковее и посговорчивее.
Одна мысль об этом была ей невыносима. Антон открыл шампанское, наполнил бокалы.
— Да благослови вас Господь.
— И вас, — сказала она, отпивая из фужера.
— Почему вы улыбаетесь? — спросил он.
— Я всегда улыбаюсь, когда вижу вас в очках, — ответила она.
Мужчина снял их.
— А еще у меня есть седые волосы. Вы находите признаки старения забавными?
— Вы не старый, — успокоила его девушка, — вы во цвете лет.
— Мило с вашей стороны.
— Не думайте об этом. — Она указала на бумаги. — Уже выработали основные моменты?
— Я выработал их много лет назад, — объяснил он. — Я построил нефтеперерабатывающий завод пять лет назад для человека по имени Генри Барбюс из компании «Барбюс Ресорсес Корпорейтед». Я владею сорока процентами акций совместного предприятия под названием «Зелл Франс». Сейчас Генри богатый человек, и он хочет выкупить остальные акции, что сделает его полноправным и единоличным владельцем предприятия.
— Пожалуйста, скажите мне… для чего этот попугай?
— Это — макао, — ответил Антон. — Генри Барбюс с ума сходит по экзотическим птицам. У него есть огромный птичник, забитый до отказа. Попугай — подарок ему. Должен сказать вам, что оформление соответствующих бумаг на вывоз диковинной птицы стало для меня настоящим кошмаром.
Эми принесла ужин. Бок о бок они устроились за складным столиком на просторных креслах. На подносах стояли прелестные маленькие миски с потрясающе пахнущей китайской едой. Они оба ели палочками — живя в Гонконге, быстро учишься пользоваться ими вместо традиционных вилок и ножей.
— Превосходный авиалайнер. Никогда в жизни у меня не было целого самолета в своем распоряжении.
— Что до меня, то пространство — основа роскоши, — заметил Антон. — Я помню, что в детстве никогда не имел своего личного пространства.
— Знаю, знаю, — подхватила девушка, отпивая шампанское. — Когда вы почти подкидыш, у вас нет ничего собственного. Вам приходится всем делиться, и нет места на земле, которое вы бы назвали своим собственным.
— За исключением пространства в своей голове, — заметил он.
— Да, — тихо продолжала Эми. — Но даже и оттуда они пытаются вас вытеснить.
Антон быстро взглянул на девушку.
— На собеседовании вы сказали, что ваш дядя Джефри не радовался лишнему рту и лишнему ребенку, которого следует воспитывать. Кем он, на самом деле, являлся для вас?
Эми помолчала несколько секунд перед тем, как ответить.
— Джефри — хороший человек. Он, как умел, старался окружить меня заботой. А мои кузины и кузен сделали из этого свои выводы и превратили мою жизнь в ад. Особенно мне доставалось, когда дети, то есть мы, оставались одни. Но я не могла жаловаться… потому что мне надлежало быть благодарной.
— Вот почему вы такой твердый орешек?
— Я — твердый орешек? — невинно удивилась девушка.
Антон отобрал аппетитную сладко-кислую креветку и, ловко подцепив палочками, предложил ей. Пока девушка с удовольствием разжевывала деликатес, он молча изучал ее. В мягком свете ламп его глаза были непроницаемы.
— Расскажите мне, как они превратили вашу жизнь в ад.
— О, полагаю, я слишком мелодраматична, — Эми почувствовала себя неловко. — Все было не так уж плохо. Их трое — две девочки и мальчик. Девочки были гораздо хуже, они обижали меня, как могли. Вы знаете все девчачьи штучки: щипались, таскали за волосы, ломали мои вещи.
— В области пыток девочки настоящие эксперты, — мягко подтвердил он.
— Они нередко говорили, что мои родители покончили с собой, потому что узнали, что я ребенок Сатаны.
Антон ближе подтянул ее к себе и ласково погладил рукой по шелковистым волосам.
— Все уже позади, — тихо сказал он, — и знаете, раз вы справились с этим, вы справитесь с чем угодно.
Девушка улыбнулась у его плеча.
— Правда? — Как же чудесно покоиться в его объятиях, чувствуя его сострадание и понимание! — Я не хочу больше говорить о себе. Я хочу узнать про вас, Антон, про семьи, в которых вы воспитывались.
— Меняете тему беседы, так я понимаю.