Дубельт – это работа с образованными мужами, с литераторами. Он считался в ведомстве Бенкендорфа самым просвещенным, причастным к литературе, да и сам немножко сочинял. Работал с редакторами толстых журналов, с Пушкиным, Герценом. Они-то знали его главный метод – убеждение, уговоры. Это стиль Бенкендорфа, помноженный на «литературность» Дубельта, его терпение и деликатность, на его сочувствие, на сопереживание. Трагедия моих подследственных, думал Дубельт, в том, что они шли по «ложному направлению». Он искренне сочувствовал им и пытался менять это направление. Герцен тут близок к Бенкендорфу, когда заметил, что Дубельт умнее всего Третьего отделения, да и всех трех отделений императорской канцелярии, вместе взятых.
…По делам Петрашевского и Достоевского взяли тридцать семь человек. Обращались вежливо, режим был хотя и тюремный, но сносный.
Обвиняли их главным образом в том, что они читали и обсуждали запрещенное письмо Белинского к Гоголю, написанное им в июле 1847 года в связи с изданием Гоголем книги «Выбранные места из переписки с друзьями». Гоголь приветствовал идею монархического правления на Руси, выступал защитником устоявшихся отношений, видел церковь союзником государя в воспитании русского народа в духе верности режиму. Белинский обличал его страстно и зло: Россия – это страна, где «люди торгуют людьми», где нет «никаких гарантий для личности», а «есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей», церковь «всегда была опорою кнута и угодницей деспотизма», а так называемая исконная религиозность русского народа скорее миф, чем правда.
Следственные допросы вел сам Дубельт. Собственно, временами это даже были не столько допросы, сколько беседы и споры на мировоззренческие темы. Дубельт выступал как оппонент-наставник. Вразумлял и убеждал. И как оказалось далеко не бесполезно. Дар у него был. Дар вразумлять, что у офицера политического сыска – бесценное качество. Если он есть, то эффект поразительный. Как в случае с Достоевским, на которого произвела огромное впечатление глубина суждений Дубельта.
Если тезисно, то суждения его сводились к следующему.
Первое. Жизнь действительно должна быть по-божески справедливой. Но это невозможно, пока народ не просвещен, не образован. А вот ежели просветить народ, дать ему образование, воспитать у него чувство чести и достоинства, то тогда можно, нет, не из зверя, а из «получеловека» сделать человека. Только после этого дать ему свободу. Образование и воспитание – предтеча свободы.
Второе. В отношении свободы вопрос двойственный. Просвещенный мужик будет ли землю пахать? Не станет ли рабом вредной идеи, не подастся ли «правду» искать?
Третье. Ваши споры вокруг письма вели к заговору. А заговор – путь к беспорядкам, к хаосу. Но стремление к хаосу не есть свойство умных людей.
Четвертое. Главная обязанность умного и честного человека – превыше всего любить свое Отечество, а значит, верно служить своему государю.
Пятое. Люди, погруженные целиком в мирские, земные заботы, не ведают смысла жизни, не замечают посланий всевышнего, обращенных к душам. В этом трагедия заблудших.
И еще одно суждение Дубельта, шестое в приводимых тезисах. Что Россия без царя, без православия? Ничто! Революции, перевороты – оттуда, из Европы. У нас свой путь, российский.
Леонтий Васильевич к славянофильству тягу имел явную. Говорил местами как Гоголь. И этим тоже купил Достоевского. Проникся тот его доводами. Не вызывали они отторжения, хотя и звучали из уст полицейского генерала. Достоевский и следственной комиссии заявление сделал под влиянием Дубельта. Говорил, что прочел письмо, но может ли тот, кто донес на него, сказать, к кому из этих двух, Белинскому или Гоголю, он более пристрастен? Говорил, что он всегда за Отечество, за прогрессивные перемены, чтобы жизнь улучшалась и чтобы все это исходило от власти, без всяких переворотов и потрясений.
Только было проговоренное в беседах с Дубельтом осмыслил, только было хоть как-то привел в порядок новое мыслеположение и изложил его следственной комиссии, как очередной удар – решение суда.
«Военный суд находит подсудимого Достоевского виновным в том, что он, получив копию с преступного письма литератора Белинского, читал это письмо в собраниях. Достоевский был у подсудимого Спешнева во время чтения возмутительного сочинения поручика Григорьева под названием «Солдатская беседа». А потому военный суд приговорил сего отставного инженер-поручика Достоевского за недонесение… лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием».