А эти сводки Совинформбюро? В народе их называют охотничьими рассказами. Я понимаю, конечно, что Щербаков и Лозовский, стоящие во главе этого рупора, люди малокультурные и ограниченные, но зачем же так беззастенчиво врать? Всякий, у кого под рукой есть карандаш, уже давно подсчитал, что если верить этим сводкам, сведя их воедино, то мы убили фашистов вдвое больше, чем на самом деле существует взрослого населения в Германии. Идиоты!
Идиотизм. Везде идиотизм! В Ставке, в штабах, в наркоматах. Когда немцы осенью повели свое последнее наступление на Москву, они разбомбили штаб Западного фронта. В том числе оперативное управление. Командующий Западным фронтом — а кто там у нас тогда им командовал? — остался без связи с войсками, не имея ни малейшего представления об их местонахождении, а войска остались без командования и были предоставлены сами себе. При этом штаб фронта два месяца сидел на одном месте, и никто не удосужился дать команду отрыть блиндажи! Воистину, наша российская глупость безгранична. Безалаберность наша нескончаема и всепроникающа!
И так во всем, чего ни коснись!
В сорок первом под Киевом шестьсот тысяч попало в плен, хотя даже Буденному и его коню было ясно, что город не удержать и войска надо заблаговременно отводить на левый берег Днепра. Жителям объявили за несколько часов, что армия оставляет город. Началась давка.
Снова тысячи неоправданных жертв. Под Брянском — полмиллиона в окружении. Под Вязьмой — столько же. За четыре месяца войны два миллиона красноармейцев попали в плен! Что у нас, люди лишние?!
Ну ладно, пусть поражения наши всегда грандиозны, как грандиозны наши потери во время наших поражений. Но почему мы и победы свои оплачиваем сотнями тысяч жизней?! Под Москвой — миллион убитых. Под Ржевом — еще миллион. Даже стих появился: „Я убит подо Ржевом“. Зачем нужен был тот Ржев?! Под Харьковом — снова шестьсот тысяч положил дурак Тимошенко. Сталинград — еще больше миллиона! Харьков то берем, то отдаем. По шесть раз из рук в руки переходит. Уже и жители, наверное, запутались, не знают, какая там у них сегодня власть.
А Ленинград? По радио, в газетах каждый день: „Город стоит, город держится“. И нигде не мелькнуло, что миллион вымерло, вымерзло, околело от голода и мороза только в первую военную зиму! Что ежедневно умирали десятки тысяч мирных граждан в первую зиму. Столько же — в следующую. Что на Невском пятачке уже погибло несколько десятков тысяч красноармейцев и краснофлотцев, и их снова гонят на этот пятачок, как скотину на убой. Зачем оборонять город? Находясь на самом северо-западе страны, на самой границе с Финляндией, никакого стратегического значения он не имеет и иметь не может! Неужели сокровища Эрмитажа и купол Исаакиевского собора стоят такой оплаты?! Не можете оборонять город — сдайте его немцам к чертовой матери, пусть подавятся! Пусть растащат Эрмитаж, раскатают по камушку Петропавловскую крепость, увезут в Берлин Александрийскую колонну, но миллионы ленинградцев останутся живы!
Никакие сокровища мира не стоят самого главного сокровища — жизни человеческой.
А там — миллионы жизней».
Филипп Ильич не был брюзгой и критиканом. Но то, что он видел вокруг себя ежедневно и ежечасно, вот уже почти два года, своей непроходимой тупостью и бесталанной некомпетентностью разрывало его душу. Хотелось собственноручно, из табельного пристрелить этих буденных, Ворошиловых, Жуковых, тимошенко, куликов. Сдерживало его только одно —: понимание системы. Той самой системы, которой верой и правдой служил Филипп Ильич вот уже двадцать пять лет, как солдат при Петре. Зная досконально эту систему, Головин ясно отдавал себе отчет в том, что сама по себе смерть десятка головозадых генералов и маршалов ничего не изменит. На место Ворошилова поставят какого-нибудь Порошилова, а вместо Буденного придет Бубенный.