— Мы живем в нейтральной стране, и я подданный его величества короля Швеции, — возразил Валленштейн.
— Что с того? Как подданный его величества вы обязаны соблюдать законы Шведского Королевства. К вам домой заявятся с обыском представители королевской полиции, а в качестве понятых у них будут Бехер и Кользиг. Неужели вы думаете, что ищейки не смогут снюхаться между собой? Будьте уверены, они легко найдут общий язык. Если меня найдут в вашем доме, то большой скандал гарантирован и репутация банкирского дома Валленштейна будет подорвана. Подумайте, Рауль, своим предложением вы обесцените ваши акции раза в три. Разве вам нужен такой гость? Подумайте об отце.
Валленштейн задумался.
— Пожалуй, вы правы, Конрад. Банкиры иногда должны гасить в себе добродетель и лучшие человеческие качества, чтобы не вызвать панику на бирже. Но ведь вам некуда больше пойти!
— Почему? Разве Швеция настолько мала?
— Конрад! У вас нет документов.
— Нет.
— И в немецком посольстве вам вряд ли выдадут дубликаты.
— И что из того?
— Конрад, вы совсем не знаете гражданской жизни. Без документов вы не сможете поселиться ни в гостинице, ни в частном пансионате.
— Я знаю это.
— И где вы теперь собираетесь жить, если не у меня? Я вам найму квартиру на свое имя. Отсидитесь пока там.
— Простите, Рауль, вы квартиру прямо сейчас, посреди ночи собрались нанимать?
Валленштейн опомнился и вздохнул:
— Простите, Конрад, я, кажется, несу полный бред. Но мы должны что-то предпринять. Есть идея! Мааруф — араб. Он бежал сначала из Алжира во Францию, а потом из Франции в Швецию. У него могут быть единоверцы в Стокгольме. Такие же несчастные беглецы, как и он.
— И вы предлагаете мне воспользоваться услугами господина Мааруфа?
— Ну конечно! Он предан нашей семье, не раз доказал это на деле. Уверен, что он не проболтается. Да вы сами посмотрите на него. Не человек — кремень.
— Он не проболтается. А его единоверцы? Кто может поручиться за то, что в надежде получить вид на жительство они не сотрудничают с полицией? Вид на жительство, как известно, выдает министерство внутренних дел, и любой бесправный иммигрант — это потенциальный осведомитель.
— Вы всего боитесь, — подосадовал Валленштейн.
— А вы забываете, что речь идет не только о моей свободе, но и о самой жизни. Если бы за вами сейчас гнались эти головорезы, то вы, Рауль, были бы сдержанней в оценках и осторожнее в предложениях.
— Извините меня. Я и в самом деле никак не могу поставить себя на ваше место.
— Нужно выбираться из города, — подытожил фон Гетц.
— Куда?
— Неважно. Главное — начать действовать, а потом уже вести себя по обстоятельствам.
— Конрад, без документов вы не сможете пересечь границу, если вдруг это понадобится для вашей безопасности. Вы будете «действовать» до первого полицейского участка или до первой проверки документов.
— Это неважно. Поехали.
Видя, что фон Гетц двинулся к машине, Валленштейн последовал за ним.
Фон Гетц снова сел на переднее сиденье и скомандовал Мааруфу:
— Вперед.
— Впереди тупик, мой господин.
Конраду было неприятно, что ему напомнили про «тупик впереди». Он без Мааруфа знал, что впереди у него действительно тупик и никакого просвета, но ему нужно было куда-то двигаться, чтобы уйти от самого себя и оставить свои страхи на том месте, которое только что покинул.
— Разверни машину, выезжай на набережную и — вперед.
— Я, кажется, придумал! — подал с заднего сиденья голос Валленштейн.
— Что придумали?
— Где вы можете остановиться и некоторое время находиться в безопасности.
— Так что же вы молчите?! Едем, черт побери! — воскликнул фон Гетц.
Валленштейн рассмотрел какую-то известную улицу и потряс Мааруфа за плечо, указывая на нее:
— Сворачивай, Мааруф.
VI
Тиму Неминен, состоящий на учете в Управлении кадров Генерального штаба РККА как Николай Федорович Саранцев и хорошо известный генералу Головину и сбежавшему к америкосам подполковнику Генштаба Штейну как капитан Рабоче-крестьянской Красной Армии Осипов, спал тихим и спокойным сном законопослушного налогоплательщика. Его разбудил звонок, а затем последовали негромкие, но настойчивые стуки в дверь. Не зная еще, кого черт принес к его дверям ни свет ни заря, раздосадованный, что эти гады прервали сон, в котором он обходился с красивой и милой девушкой Анной не так деликатно, как при личных свиданиях, Коля скинул ноги с кровати, поймал тапочки и, пройдя через пустую и темную мастерскую, открыл дверь. На пороге стояли двое подвыпивших, как показалось Коле, оборванцев.