Их пребывание оказалось не слишком комфортным: ночью недоставало тишины — во время сна начинался концерт локомотивов, которых в Вологде целый парк.
По русской традиции при маневрировании машины свистели. Каждое движение сопровождалось разной по силе сиреной, на которую откликались близко или издалека сирены других паровозов.
В течение всей ночи то и дело слышались трагические крики убиваемых животных, отчаянные мольбы и крики радости, глупые песенки, которые звучали нелепо и настойчиво, как наваждение.
На заре вороны начинали драться на крыше вагона и отбивать такт клювом и лапами так, что разгоняли последний сон.
Когда наступал день, на вокзале начиналось движение. Странный вокзал! Вокруг сотни поездов с эмигрантами. Австрийские и немецкие военнопленные скучились вокруг поезда с дипломатами, чтобы послушать, как старая шарманка накручивает монотонный припев.
Чаще всего здесь находятся русские крестьяне, рабочие и солдаты. Они с удовольствием путешествуют в «теплушках».
Союзным миссиям доставляло удовольствие отчитываться о работе этих забавных поездов. Пассажиры прибывали с раннего утра, нагруженные сумками и котомками, из которых торчали вперемешку одежда, одеяла, еда, и каждый благоговейно нес незаменимый аксессуар русского путешественника — кипятильник, с которым на вокзале можно сделать «kipiatok», кипящую воду для приготовления чая.
Люди забирались с грехом пополам в теплушку и, когда она оказывалась полной, желающие путешествовать, стоящие на платформе вели с уже разместившимися товарищами длинные переговоры в плаксивом тоне на русском языке, по окончании которых им удавалось протолкнуть кого-нибудь в дверь и влезть самим.
Чтобы нанести визит главам миссий, нужно было пролезть под составом, взобраться на тележку вагона, шлепая по глубокой грязи русской весны. И посреди этого шумного и грязного вокзала, окруженные смрадной толпой, расположившись в вагоне-ресторане, целые канцелярии и секретари печатали, шифровали и дешифровывали депеши.
В этих передвижных канцеляриях более, чем в Москве и Петрограде, может быть, и решится судьба России.»
Европа из этой и ряда других статей, появившихся в прессе, узнала о существовании Вологды, которую американский посол сделал «дипломатической столицей России». Европейцы ужасались условиям, в которых работали их дипломаты, не понимая, что в каждой публикации была изрядная доля преувеличения.
Статьи в прессе между тем формировали у западного человека образ России, как места, где нет и быть не может цивилизации. Публика быстро забыла, что еще совсем недавно восхищалась блестящим Петербургом, храбрыми русскими солдатами и говорила о русских, как о полноправных союзниках по Антанте. Теперь все было в прошлом, той России более не существовало.
Глава 3
3 апреля 1918 года дежурный по железнодорожному вокзалу, едва не отправивший месяц назад дипломатический поезд в Сибирь, был снова на смене. За последнее время он повидал на вокзале всякого и уже ничему не удивлялся. На его дежурстве прибыли в Вологду дипломаты стран Антанты, при нем американский полковник телеграфировал самому Ленину и получил от него быстрый ответ.
Привычно ударив в колокол три раза, дежурный отправил на восток очередной состав, битком набитый разномастной публикой. Состав прибыл из Петрограда и направлялся на Урал.
После отхода поезда первоначально многолюдный перрон быстро опустел. Посреди него дежурный заметил группу лиц: шестерых мужчин и даму с двумя малолетними детьми. Они стояли в явной нерешительности. Никто не встретил приезжих и, судя по всему, они не знали, куда следовать дальше.
Дежурный подошел поближе, вгляделся и замер: среди приезжих он увидел Великого князя Николая Михайловича Романова.
Не узнать этого великана было невозможно. Его портреты до революции печатали в журналах, о нем ходили самые разные слухи: шептались, что он при царе возглавлял великокняжескую оппозицию и даже помогал деньгами борцам с самодержавием. Великий князь имел репутацию скрытого республиканца, карбонария, говорили о его связях с масонами.
Сейчас этот человек в шинели без погон в растерянности стоял на перроне вологодского вокзала. Если бы он приехал сюда раньше, ну хоть бы до февральской революции, на перроне бы вытянулось во фрунт все губернское начальство, оркестр играл марши, и здание вокзала было бы украшено национальными флагами. Теперь он никому не нужен, этот осколок самодержавия, бывший Великий князь.
Дежурный по вокзалу не мог отказать себе в удовольствии показать власть. Он к подошел к стоящим на перроне, приложил руку к козырьку и осведомился: