«А Правитель мудр», – привычно подумал Питер. Хотя иногда и сомневался: как это древоед перегрызёт горло ему, Питеру. Вот наоборот – другое дело…
«Но я не хочу питаться одними растениями, – подумал Питер, – не хочу занимать место древоедов. Одно дело – сжевать два-три листочка, и совсем другое – жевать их с утра до вечера. Да ещё чтобы потом тебя доили!»
Питер видел мужчин-древоедов. У них такие же большие груди, как и у женщин, и к ним также два раза в день пробирались доильщики с бурдюками. Правда, Питер однажды услышал разговор двух Знатных, и один жаловался, что мужское молоко не такое вкусное, а другой возражал, утверждая, что молоко было от старого древоеда. Потом они ещё о чём-то заспорили, но Питер уже не слушал: разбираться в молоке могли одни Знатные, а его это не касалось.
Питер перевалил ещё через хребет, и в груди сладко защемило: это была лощина Аниты… Он специально сделал небольшой крюк, а не пошёл напрямик в Замок, чтобы увидеть её.
Но пока он её не видел, а чувствовал и слышал: подрагивание кустов и веток говорило о том, что она находится именно там, где с аппетитом поглощает зелёные побеги.
– Здравствуй, Анита! – чуть запыхавшись, произнёс Питер.
– Здравствуй, Питер! – с хрустом ответила она, утираясь ладонью от сбегающего по углам рта зелёного сока. – Далеко ли путь держишь?
– Да вот, – смущаясь, проговорил Питер, косясь на большие белые груди Аниты: они находились внизу и потому не загорали, – вызвали в Замок.
– О! В Замок! – Анита благоговейно сложила лопатообразные ладони на груди.
Но Питер не замечал толстых пальцев, приспособленных вцепляться в древесные ветви, он видел лишь прикрытые ими белые груди.
Как хорошо быть доильщиком и выпускать Анитино молоко в сплетённые из листьев бурдюки!..
Но миг блаженства был бы очень краток: потом пришлось бы быстро карабкаться по склонам, неся молоко на пункты переработки, где из него приготовляли творог, сметану, сыр, сливки… Из-за этого у некоторых доильщиков случались инфаркты.
– А… зачем в Замок? – поинтересовалась Анита.
– Вызвали… – уклончиво ответил Питер. Не мог же он прямо сказать, для чего вызвали. Она бы презрительно поморщилась, а то, чего доброго, и отпустила какую-либо колкость. А Питер не терял надежду пригласить Аниту в свою хижину. Мало ли: вдруг она забудет, кто он такой? Или он вдруг поменяет статус и станет Знатным – говорят, бывали такие случаи. Или случится что-нибудь ещё, и можно будет брать жену вне своей касты…
Припёрся копрофаг, смачно облизываясь, и Питеру стало противно. Разговаривать с Анитой в присутствии копрофага Питер не хотел.
– До свиданья, – сказал он. – На обратном пути загляну.
И не удержался, чтобы не похвастаться. А, вернее, соврать. Но легонько, полунамёком:
– Может, мне поменяют статус…
– О-о! – протянула Анита.
– И тогда… – продолжил Питер, – мы поговорим с тобой?
– Хорошо! – кокетливо согласилась Анита, наклонив голову.
Ещё раз с вожделением взглянув на её груди, и облизнувшись, Питер продолжил путешествие.
Дальше дорога шла легче. Не потому, что Питер повидался с любимой женщиной. А из-за того, что когда космический корабль, распадаясь на куски, дёргался над планетой, и команда ещё пыталась отыскать более-менее подходящее место для посадки, отваливающиеся от корпуса части оставляли отметины на скалах, проламывая пологие перевалы в горных хребтах.
По этим-то отколам и можно было ориентироваться. Ну и, разумеется, по лёгким различиям в силуэтах хребтов, и по их высоте, по ширине распадков и углу падения склонов. По плотности растительности, наконец. Но этот ориентир работал лишь до очередного появления древоедов, иногда меняющих озеленение лощин разительно. Жор на них нападал, что ли? Если на склонах не было старых одревесневших побегов, они выедали зелень до лысой скалы.
После прощания с Анитой Питер перевалил, наверное, через три хребта, а её дойки всё не давали ему покоя: он постоянно оглядывался. И его посещали грустные мысли.
Наверное, не стоит даже мечтать о ней: ей в мужья подберут кого-нибудь из древоедов. Питер вспомнил внешний вид самцов-древоедов (называть их мужчинами не хотел) и зло усмехнулся: ну чем они отличаются от их женщин? Разве что волосатой грудью. И то не каждый. А на самых концах грудей волосы поредели от каждодневного доения.
«Ни за что не дал бы себя доить!» – снова подумал Питер. Но его никто и не стал бы доить.