Он поднялся, подошел к окну и сверху оглядел Москву.
— Теперь все выглядит совсем иначе. Понимаете, я на самом деле верил, что марксизм — это истина. Я верил, что пропасть между жизнью богатых и бедных будет все больше и больше углубляться и что результатом этого станет пролетарская революция. Я лишь пытался ускорить ход событий, чтобы настал этот счастливый день. Я полагал, что это неизбежно и приведет к кровопролитию, когда бы это ни случилось. Я лишь старался приблизить его. Из-за Саши, знаете ли. Моего брата Александра. Он восстал против царя и был повешен. — Он вздохнул. — А теперь Саша мертв, а я здесь, но, кроме того… Неужели все, что я сделал, не более чем временное отступление от хода истории? Неужели человек никогда не будет жить в обществе настоящего равенства?
— Вы так в это верили, — сказала я, решив, что настал подходящий момент. Я слышала шорох в соседнем номере и сделала вывод, что тот, кто находится там, становится все более нетерпеливым. Если я не поспешу, Ленин узнает о его присутствии. Он выдаст себя. Попытается решить вопрос силой. Как и предлагал сначала. — Так верили, что, будучи в Сибири, разузнали про легенду о вампирах. Вы узнали, что вампиры действительно существовали, создания, которые жили вечно и питались человеческой кровью. Но они обращались не сразу. Нет. Вампиризм был вроде заболевания, и во время инкубационного периода, ведущего к жизни после смерти, вампир становился… могущественным. Способным влиять на индивидуумов и группы. Вы были интеллектуалом, Владимир Ильич Ульянов. Но вы не были вождем. Вы были одним из тех, кому комфортнее находиться в мире слов и мыслей, чем иметь дело с реальными людьми. Вы знали, что если станете вампиром — или личинкой вампира, — то сможете это сделать. И вы отыскали в бескрайней заснеженной Сибири старуху, которая дала вам выпить крови с растворенным в ней прахом вампира.
Он тихо рассмеялся, скорее удивленно, нежели весело.
— Кровь. Это верно, свою мечту я оплатил кровью. Кровь я пил, кровь должен был пролить. И своей кровью, кровью моей семьи. Поскольку я вампир, у меня не было детей. Я хотел бы иметь детей с Надеждой. Теперь Надежды нет, и моего коммунистического государства тоже нет, и вы говорите, что меня скоро зароют в землю. Даже если я останусь в живых под слоем грязи или сумею выкопаться наружу, что в этом толку? Какая польза от моей жизни?
Я обернулась и улыбнулась ему.
— Вы можете сделать меня вампиром, — сказала я. — Таким же, как вы. И тогда у меня будет сила и харизма, чтобы вмешаться в политику Америки. Чтобы подняться на вершину.
Он усмехнулся в ответ.
— И только-то? — спросил он. — Вы хотите власти? Берегитесь. Я дал Сталину силу и видел, что он творит. Он сделал шаткую мечту еще более сомнительной. Я бы никогда…
— Послушайте, это не просто сила ради силы, — возразила я. — У меня тоже есть мечта. Теперь нам больше известно о том, Как устроен мир. И мы знаем, как управлять ходом событий посредством денег. Вы игнорировали человеческую природу, но ради денег люди готовы на многое. Мы можем манипулировать международными рынками. Можем уравнять классы, распределять материальные ценности и знания. Мы можем сделать мир лучше. Если я буду во главе самого могущественного государства в мире, я смогу сделать все это.
Всего на миг он усмехнулся мне, потом вздохнул:
— Все эти мечты стоят крови.
— Моей крови, — отозвалась я, склоняя голову набок и обнажая бледную шею. — И вы можете взять ее. Но не всю.
— Откуда вы узнали? — снова спросил он. — Насчет меня? — Каким-то образом он выбрался из кресла и оказался справа от меня.
Я пожала плечами:
— Старые письма. Старые газеты. Но я рассказала обо всем людям. Люди будут знать.
Он улыбнулся, сверкнув зубами:
— Вам никто не поверит.
Вблизи от него пахло нафталином и старой шерстью. Руки его протянулись к моим рукам и сжали их словно тиски.
— Вам никто не поверит.
Укус в шею оказался почти безболезненным. Будто укол булавки или шприца. Мне подумалось, не содержится ли на зубах вампиров, как у некоторых ядовитых животных, каких-нибудь анестезирующих веществ, ослабляющих боль. Потом мир потускнел. И я поняла, что он не намерен останавливаться. Что он собирается выпить меня досуха, а не просто заразить вирусом, вызывающим вампиризм. Что я умру здесь.
Дверь вздрогнула и с грохотом распахнулась.
— Оставь ее, — произнес голос с сильным грузинским акцентом.
Он выпустил меня.
— Ты? — воскликнул он.
Мне подумалось, что, по крайней мере, слухи про хорошие манеры у вампиров — правда. Они не могут разговаривать с набитым ртом. Я попыталась хихикнуть, но не могла даже стоять и упала на пол, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Иосиф Сталин шагнул между мной и Лениным.
Сталин был в той же одежде, в которой я всегда видела его на протяжении тех полутора лет, что знала его, — после того как он выбрал меня и разыскал через целую сеть общих знакомых и связей. Он носил Армани, хорошо скроенный и еще лучше сшитый.
— Я, — ответил он. — Я, грузинская свинья, — Судя по его тону, того, кто сказал это, ждала месть. — Я. С чего тебе вздумалось, будто, прежде чем похоронить в Кремле, меня проткнули колом?
— Хрущев, — сказал Ленин, отерев с уголка рта струйку моей крови. — Он ни за что не осмелился бы обвинить тебя и рассказать о том, как ты угнетал народ, даже ограниченному числу людей, если бы не знал, что ты больше не сможешь добраться до него.
Сталин рассмеялся:
— Хрущев. Наш славный Никита ничего не знал о том, почему я велел «забальзамировать» тебя — или себя. Он положил меня в Мавзолей рядом с тобой потому, что этого требовала толпа, а не оттого, что понимал необходимость присматривать за мной. И похоронил он меня потому, что счел мое пребывание там постыдным. — Он улыбнулся, демонстрируя рябины, обезобразившие его после перенесенной в детстве оспы. — Я был не столь симпатичным трупом, как ты. Но мало-помалу я сумел выкопаться наружу. Это заняло немало времени. И я нашептывал советы на ухо Брежневу, когда он стал генеральным секретарем. А потом пришел конец этому абсурду. Это случилось, когда я проник на российский… черный рынок; и когда я понял, что коммунизм связывает мою способность делать деньги и увеличивать свою власть, то шепнул словечко в нужные уши и позволил расцвести Горбачеву с его гласностью, — Он скромно развел руками. — Ты видишь перед собой одного из самых преуспевающих бизнесменов России. О, не из тех, о ком тебе известно из газет. Но все те, о ком ты слышал, должны мне денег.
— Надо было мне убить тебя, — угрюмо произнес Ленин.
— Надо было, — согласился Сталин. — Ты должен был сделать это много лет назад. Но не сделал. И теперь ты не можешь убить меня. Или ее. Потому что у меня, возможно, нет такой харизмы или силы, как у тебя. Но все же их у меня достаточно, чтобы не дать тебе убить ее. Ты же не хочешь драться со мной, Ленин. Твой труп может пострадать. Люди могут докопаться до истины.
Мгновение Ленин колебался. Но потом он развернулся и направился к двери.