Похоже, моя женщина начала просыпаться. Вот, высунулась из-под одеяла.
– Не смотри на меня.
– Проснулось, спящее создание? – улыбнулся я, наклоняясь к женщине.
Наталья попыталась натянуть одеяло на себя.
– Господи! Что я наделала?! Ведь я же тебе в матери гожусь!
– Как говорят французы – нельзя считать количество выпитых бокалов, возраст женщины и количество её любовников, – хмыкнул я, целуя Наталью.
Точно ли французы так говорят – неизвестно, но возразить против такого сложно.
Спустя какое-то время Наталья Андреевна, умывшаяся и причесавшаяся, устанавливая на спиртовку крошечный чайник, сказала:
– А любовников у меня не было. Муж был, да. А если считать тюремного – то целых два. Знаешь, что такое «тюремный муж»?
– Тот, к кому приходит на свидание женщина – ну, якобы жена, или невеста, хотя на самом деле она товарищ по партии.
– Ага, – кивнула моя начальница, пытавшаяся что-то отыскать на полках кухонного шкафчика. Вздохнула: – Хлеб у меня ещё вчера кончился, а что-то варить нет времени. Ладно, придется неприкосновенный запас открыть.
«НЗ» главного редактора и члена бюро городской ячейки РСДРП (б) состояло из мешка с черными сухарями – полкилограмма, не больше (ну, применительно к нынешним реалиям – с фунт!). Высыпая сухари в миску, Наталья сказала:
– Да, касательно «тюремного» мужа. В моём случае, сидела я, а товарищ по партии изображал законного мужа.
– Бедняжка, – обнял я женщину и прижал её к груди.
– Володь, ты чего? – удивленно отстранилась Наталья. – Я и в тюрьме посидела всего два месяца, кормили там хорошо, можно было книги читать. Вот когда после тюрьмы в ссылку отправили – это уже в девятьсот седьмом было, там было хуже. Сибирь, комары, грязь… фу. Хорошо, что мы с Андреем как раз поженились. А молодоженам многое кажется простым.
– А где он теперь? – насупился я.
– Кто, мой муж? – не поняла Наталья. – А зачем он тебе?
Потом до нее стало что-то доходить. Подойдя ко мне, взъерошила мои волосы и вздохнула:
– Вовка, мой муж уже давным-давно живет с другой женщиной. После ссылки он решил, что революция – это не по нему. А ты что, собираешься делать мне предложение?
– Почему бы нет? Что тебя смущает – мой возраст, моё положение? Возраст – мелочи, а положение…
– Дурак ты, Вовка, – вздохнула женщина, а в уголках её глаз блеснули слезы. – Мы не знаем, будем ли живы через месяц или через год, какая тут свадьба? Давай-ка лучше чай пить, да на службу пойдем.
Размачивая сухарик в чае, Наталья вдруг сказала:
– Знаешь, а когда-то я была даже моложе тебя – самой не верится, и с меня писал портрет один художник. Тебе, наверное, его имя ничего не скажет. Валентин Серов.
Я посмотрел на Наталью, и во мне словно что-то щелкнуло! А ведь я понял, кто сидит передо мной!
– Ну, мы люди темные, – насмешливо проговорил я. – Нам бы чего попроще – Репина там, Сурикова. А уж ни о Коровине, ни о Серова и слыхом не слыхивали. Ни о «Девочке с персиками», ни о «Портрете гимназистки».
От изумления Наталья Андреевна уронила сухарик в чай.
– Откуда ты узнал? Ну, портрет Верочки ты ещё мог увидеть, но мой?
– Не пугайся. Всего-навсего листал журналы «Мир искусства», где были репродукции картин Серова. Там ты и была. А я-то голову ломал – почему мне лицо знакомо?
– Да уж… Там мне было шестнадцать лет, а теперь уже тридцать шесть. Подожди-ка… А разве «Портрет гимназистки» печатали в «Мире искусства»? И что там ещё было?
– Ну, «Девочка с персиками» – из собрания Третьякова, а про твой портрет, что он из собрания графа Комаровского, вот и всё.
– Ну, тогда ладно, – слегка успокоилась Наталья. – Только ты о своем открытии никому не говори, хорошо?
Я лишь кивнул. Ну, кому я стану рассказывать, что моя супруга искусствовед и я, глядя на жену, увлекся живописью и познакомился с творчеством многих художников, а также с историей написания портретов. Зачем кому-то знать, что «Портрет гимназистки» Валентин Серов написал с юной Наташи, дочери графа Комаровского? А через несколько лет девушка порвет с семьей и «уйдет в революцию», переживет гражданскую войну, репрессии тридцатых, погибнет в блокадном Ленинграде и её похоронят в одной из братских могил Пискаревского кладбища.
Наталья принялась расспрашивать, где я мог видеть «Мир искусства»? И вообще, выходил ли этот журнал в девятьсот третьем году?