Яичница тётушки оказалась выше всяких похвал. Похоже, зря я считал, что мне её не осилить. Верно, новое тело требовало пищи больше, чем требовалось мне самому. Вот если бы я ел по пять яиц в день, то уже и сам бы закукарекал. Потому мне понадобились некоторые усилия, чтобы хоть что-то оставить на сковородке. Однако тётушка запротестовала.
– Э, да куды мне столько?
Тем не менее она с удовольствием «прикончила» остатки моего завтрака, довольно вздохнула и принялась наливать чай из небольшого закопченного чайника. Мне был выставлен стакан в шикарном серебряном подстаканнике (может, Фаберже?), а себе квартирная хозяйка поставила щербатую чашку и слегка треснутое блюдце. Сахара к чаю, конечно же, не оказалось, как не было и того, что я очень люблю – ни плюшек, ни печенюшек. И на вкус чай был немного странным. Ну, не цейлонский и даже не грузинский. Впрочем, всё лучше такой, нежели хлебать пустой кипяток.
Вот, поди же ты, сам не заметил, как начал думать на языке той давней эпохи. В двадцать первом столетии я бы сказал – мол, пить кипяток. Ба, так это же Иван-чай, самый модный напиток нашего времени! Сделав пару глотков, я спросил:
– Ну, так чего креститься-то заставляла? Решила, что в меня чёрт вселился?
– Так решишь тут, – хмыкнула тётка без малейшего смущения. – Вот сам-то посуди – ты тут уже полгода живешь, ешь-пьешь да спишь. Ну, слова худого не скажу – деньги за квартиру платишь исправно – хотя я по-родственному с тебя тока за дрова и беру, паёк мне полностью отдаешь. Но чтобы поганое ведро вынес али постель за собой заправил – такого не было. Или вон ты же меня бабкой звал, а теперь тётя Стеша. Вроде старая я уже, а всё равно – приятно мне, что сын племяшки покойной «бабкаться» перестал.
– И кошек, наверное, я раньше терпеть не мог, – улыбнулся я, догадавшись ещё об одном «проколе».
– Ну, про кошек сказать ницего не могу, а на Ваську моего ты все время шипел, а то и пнуть норовил. Но Васька-то мужик умный, он тебя стороной обходил. А сегодня-то он к тебе ровно к родному. Меня ажн завидки взяли! Лежит, скотина такая, на цужих коленках да мурлыкает. Он у меня так никогда не мурлыкал.
Вот не скотина же он, мой предшественник! Или как там правильно – реципиент? Слово-то какое, хрен выговоришь. Пусть уж лучше «хозяин тела». Ну, хрен разница, но он – скотина, раз кошек не любит. Ну, котов, какая разница!
Впрочем, если его дух перенесся в моё тело, я ему не завидую. Наверное, сейчас его (или меня?) пакуют в смирительную рубашку и везут на Канатчикову дачу, она же Кащенко. Впрочем, мои коллеги, скорее всего, отправят бренное тело в какой-нибудь подведомственный институт, где начнут вдумчиво допрашивать несчастного Володьку. А возможно, что и не его одного. Сколько нас там было? Пятеро проверяющих как минимум. И тот – не успевший представиться. И ещё, думается, человек десять, а может и больше.
Мне отчего-то стало жалко не себя, а несчастного парня, вырванного из привычной обстановки и отправленного в далекое будущее. Впрочем, а кто сказал, что мы просто поменялись телами? Вполне возможно, что в мою оболочку вселился кто-то другой, умело приспосабливающийся к изменившимся реалиям. Думать о том, как супруга воспримет мою тушку, с иным наполнением, не хотелось. Смысл? Вот, когда выберусь из этой лабуды, тогда и посмотрим. А в том, что выберусь, я не сомневался. Но для начала нужно укорениться здесь, в этой реальности.
– Ты ж говорил, цто тебя только поранили? Али про контузие не упомнил? – поинтересовалась тётушка.
Мне осталось только пожать плечами. В который раз за сегодня?
– А я и сам не помню. Ну, может, что-то и было, мало ли. Граната рванула, ещё что.
– Ну, в горяцке-то ещё и не то бывает, – вздохнула тётка. – Как сейцас помню – батька мой в лесу как-то ногу порубил – лес-от по-мещиций был, торопился шибко, а в запарке-то и не заметил. Домой пришел – кровышшы полваленка, а он и помер. Может, тебе к доктуру сходить? Пущай он твою голову глянет.
– А что доктор? – отмахнулся я. Не удержавшись, вспомнил один из фильмов, раздерганных на цитаты. – Спросит: «На что жалуемся?» Скажу: «На голову!» А он мне: «Это хорошо. Лёгкие дышат, сердце стучит, а голова – предмет тёмный, исследованию не подлежит». Было у меня уже такое. Пришел к врачу, сказал – мол, так и так, провалы в памяти. А он мне – мол, штаны не забываешь снимать, коли по большому ходишь? Нет? Ну, так все нормально, иди отсюда!
– Это да, дохтура, оне такие, – печально кивнула тётка. – Вон, давеца кума к дохтуру земскому ходила – мол, спина болит, нагибаться не могу! А он ей – так ты, бабуля, и не нагибайся. Врачи, они все такие.
Мне стало немного смешно. Стало быть, врачей ругали и в прошлые времена, планида у них такая. Мы ещё немного посидели, поругивая медицину, а потом тётушка решительно заявила:
– Ты, Володя, сегодня на службу-то не ходи. Газета твоя – это не корову доить. Обойдутся они денек и без тебя. А вот завтра с утречка и пойдешь. А я тебе на обед оладушки испеку. А ты, – хитренько посмотрела на меня хозяйка, – может, пока дровишек поколешь? Мне тут с лесопилки цурбаки привезли, будут поколоты, так и славно, в поленницу сложим, так и пущай себе сохнут. Тока переобуться не забудь. Портянки я тебе чистые дам, высохли.
Портянки, к счастью, я наматывать не разучился (спасибо сержанту Касьяненко, замком-взвода, обучавшего салабонов нелегкой науке ратной службы!), ноги вошли удобно, а сапоги оказались не кирзовыми, а кожаными. Впрочем, не уверен, что кирза в 1918 году вообще была изобретена, а из какой кожи сшита моя обувь, я тоже не понял.
Дровишки я поколол, да их не так и много было. Странно, последний раз я занимался этим делом давным-давно, но до сих пор не забыл, что при ударе следует бить не под прямым углом, а чуть наискосок.
Сложив небольшую поленницу и, ощутив легкую, но приятную усталость, пошёл в дом, где тётушка уже возилась с тестом.
– Вон, яйца надобно изводить. Сватья из деревни сотню штук притащила, испортятся, если не съесть, картошка есть, а вот с мукой худо, – сообщила тётка.
– А что вдруг так щедро – целую сотню? – удивился я.
– Так ты же сам яйца просил. Цто, уже и это не помнишь? Тебе в прошлом месяце бутыль постного масла в паёк выдали, а у нас ещё с прошлого года бочка стоит. Куда нам столько? Прогоркнет. Вот я сватье масло, а она мне яйца.
Пока тётушка хлопотала, я пошёл в свою комнатку, чтобы как следует проверить – нет ли среди вещей «хозяина тела» что-то такого, что позволит мне чувствовать себя увереннее. На столе, кроме газет и бумаг (их надо тоже внимательно осмотреть), ничего интересного не было. Разве что чернильница-непроливашка, перьевая ручка да пара обгрызенных карандашей. А ведь у парня должны быть документы. Военный билет, или солдатская книжка, что там ещё? Если так, то должно быть и хранилище!
Как я и думал, под кроватью отыскался деревянный сундучок. Небольшой, как раз для холостяка… или для солдата. Точно такой был у прадеда моей жены. Со слов бабушки Мани (это дочка владельца сундука и, соответственно, бабка моей супруги), её отец был участником русско-японской войны.
Хм, так он ещё и с замком. Внучатый племянник не доверяет тётушке?
Ключ недалеко – в кармане моих же штанов. Почувствовав себя Джимом Хокинсом, открывавшим сундук Билли Бонса, повернул ключ. Что ж, посмотрим, что у нас там.
А у нас там было: новенькая гимнастерка, черные штаны (гражданские!), пара теплых носков, кисет с табаком. Сам-то я бросил курить давненько, а вот «хозяин тела»? Нет, если бы Вовка курил, я бы уже заметил. Запах табака чувствую сразу! Ну, не могло такого быть, чтобы он не курил в своей комнатушке. А кисет с табаком мог лежать просто для моли. Ну, для отпугивания моли. В конце концов, можно обменять на что-нибудь полезное. Предложить, что ли, тётушке, чтобы обменяла на сахар? Ладно, пусть лежит. Дальше обнаружился бумажник, в котором лежало четыре маленькие бумажки, именовавшиеся, как я помнил, «керенками». Кажется, их печатали размером в газетный лист, а потом расстригали на кусочки. Одна достоинством в двадцать, а три по сорок рублей. Интересно, а они сейчас в ходу? И вообще, «военный коммунизм» уже объявлен или ещё нет? Тётушка что-то там говорила о пайке, что я получал. М-да, печально, когда под рукой нет ни справочника, ни хотя бы Википедии (источник не шибко надежный, но самый востребованный). Ладно, на месте и разберусь.