— А вот и Элизабет. Где вас высадить?
Пришелец пошевелился, борясь с полуобморочным состоянием, вызванным страшной головной болью, и огляделся.
— Где угодно, — сказал он. Но побудительный импульс, притаившийся где-то в дальнем уголке мозга, вновь овладел им, и он добавил: — Мне нужен врач.
Это, безусловно, имело смысл. Возможно, изначально этот импульс был всего-навсего естественной потребностью в медицинской помощи. Тем не менее он не ослабевал, требуя конкретного выражения, и Пришелец сомневался в логичности всего, что могло быть с ним связано. Эта потребность никак не вязалась с ощущением страшной угнетенности, которое ее сопровождало. Машина остановилась у дома с табличкой врача, и он почувствовал, как кровь бешено пульсирует в висках.
— Вот мы и приехали. — Водитель потянулся к двери, чуть не задев руку своего спутника. Пришелец резко отдернул ее, едва избежав прикосновения, и почувствовал, как холодный пот струится у него по спине. Если бы эта рука коснулась его… Дверца снова захлопнулась, но одно он понял совершенно отчетливо. Ни в коем случае не должен он допустить, чтобы кто-либо вступил в контакт с его телом, иначе случится непоправимое! Еще один ни на что не похожий безумный импульс, но слишком мощный, чтобы подавить его.
Он выбрался из машины, бормоча слова благодарности, и направился к доктору Ланэхану: прием от 12.00 до 16.00.
Доктор, уже пожилой человек, отличался тем грубоватым и несколько прямолинейным добродушием, которое столь характерно для врачей общего профиля, и прекрасно гармонировал со своей приемной. Вдоль стены располагались книги по медицине, стеклянный шкаф с различными медикаментами и набор медицинских инструментов. Он спокойно выслушал рассказ незнакомца, подбадривая его улыбкой и постукивая карандашом по столу.
— У вас, несомненно, амнезия, — наконец сказал он, подводя итог. Хотя в чем-то весьма своеобразная; однако в большинстве своем эти случаи глубоко индивидуальны. Когда поврежден мозг, невозможно предугадать, как он себя поведет. Вам не приходила в голову мысль о галлюцинациях в связи с побуждениями, о которых вы говорили?
— Да. — Пришелец прикинул все возможные варианты и отбросил их как несостоятельные. — Если бы это были обычные побуждения, я бы, пожалуй, с вами согласился. Но они чрезвычайно сильны и, думаю, вызваны чем-то очень серьезным. Я убежден в этом.
— М-м-м. — Врач снова постучал карандашом по столу и задумался. Пришелец сидел, уставившись в основание его шеи, и тут он снова ощутил в голове сильное напряжение: такое же, как и тогда, когда впервые увидел владельца машины. Что-то вспыхнуло у него в мозгу и потухло. — И у вас нет никаких документов?
— Гм-гм, — незнакомец начал шарить по карманам, чувствуя себя до крайности глупо. — Об этом я как-то не подумал, — пробормотал он. Он достал пачку сигарет, грязный носовой платок, очки, какие-то предметы, которые ему ни о чем не говорили, и, наконец, бумажник, набитый деньгами. — Может быть, здесь что-нибудь?
Врач быстро просмотрел его содержимое.
— Деньги у вас, безусловно, были… М-м-м, никаких документов, одни письма. Л. Х. Ага, вот оно: визитная карточка. — Он передал ее незнакомцу вместе с бумажником и довольно улыбнулся. — Вы, без сомнения, мой коллега, доктор Лертон Хейнс. Это вам о чем-нибудь говорит?
— Ни о чем совершенно. — Обладать именем в известном смысле было приятно. Однако ничего другого при виде визитной карточки он не испытал. И для чего у него с собой очки и сигареты, если ему не нужно ни то, ни другое?
Врач усиленно рылся в книгах и выудил наконец какой-то том в грязном красном переплете.
— Кто есть кто, — пояснил он. — Посмотрим. Гм-гм! Ну вот. Лертон Хейнс Р., М. Д. Странно, я думал, вы моложе. Исследования в области лечения раковых заболеваний. Родственники отсутствуют. Адрес наверняка того дома, который вы помните. Суррей. Дейнсвиль. Хотите взглянуть?
Он передал книгу, и незнакомец — или Хейнс — внимательно пролистал ее, не найдя, впрочем, ничего нового по сравнению с тем, что уже было сказано, за исключением того, что ему было 42 года. Он положил книгу на стол и, достав из бумажника деньги, оставил их на видном месте.
— Благодарю вас, доктор Ланэхан. — Было очевидно, что ничем больше врач помочь ему не может, к тому же запах комнаты и человека вызывал у него удушье; он явно страдал аллергией на запах других людей. — О ране на голове не беспокойтесь — она неглубокая.
— Но…
Хейнс пожал плечами и, изобразив на лице улыбку, открыл дверь и вновь оказался на улице. Чувство щемящего беспокойства исчезло, сменившись глубоким унынием, и он понял, что миссия его провалилась.
Они знали так мало о врачевании, хоть и старались изо всех сил! Вся история медицины пронеслась перед мысленным взором Хейнса с ее поразительными успехами и безнадежными поражениями, и он понял, что даже его случай находится за гранью их понимания. Это прозрение, как и обретение речи, было полной загадкой; его осенило после долгого и мучительного напряжения, в тот самый момент, когда он смотрел на врача, и вслед за этим пришло отупляющее чувство провала. Тем не менее это не было заключение врача-онколога, скорее он мыслил категориями обычного лечащего врача.
Ответ напрашивался сам собой, но был слишком невероятен, чтобы в него можно было поверить! О существовании телепатов подозревали, но не таких, которые могли бы с одного взгляда извлечь из глубин памяти целые страницы когда-то прочитанных книг. Нет, это еще неправдоподобнее, чем внезапное пробуждение к жизни отдельных участков памяти, вызванное видом этих двух людей, встретившихся на его пути.
На углу он остановился, томимый чувством безысходной тоски, устало размышляя о постигшей его неудаче. Увидев в нем возможного покупателя, к нему подбежал мальчишка-газетчик.
— Свежие «Новости дня»! — забормотал он привычную скороговорку. «Сенсация» и «Курьер»! Все об ужасном крушении поезда! Газету, мистер?
Хейнс вяло пожал плечами:
— Не надо!
— Блондинка убита в ванне, — разносчик пытался соблазнить покупателя. — Все о ракете, летящей на Марс! — Он всячески старался найти уязвимое место.
Однако этот невнятный жаргон едва доходил до сознания Хейнса. Он уже двинулся на другую сторону, усиленно растирая виски, как вдруг новый мощный импульс безжалостно толкнул его назад к продавцу газет. Нашарив в кармане какую-то мелочь, он бросил пять центов на стопку газет и, оставив без внимания протянутую руку, взял номер «Сенсации».
— Козел! — Мальчишка вслух выразил свое мнение и бросился подбирать деньги.
На первой странице этой жалкой газеты уже не было фотографии, и Хейнс нашел нужное ему сообщение с некоторым трудом. «Ракета на Марс отправляется в среду» — заголовок был набран стандартным крупным шрифтом, а под ним располагался текст на три четверти колонки. «Первый полет человека на Марс состоится в срок», — заявил сегодня репортерам Джеймс Оглеторп. Скепсис ученых не поколебал бизнесмена, он претворяет свои планы в жизнь: как и задумано, его экипаж вылетит на Марс в среду, 8 июня. Строительство закончено, двигатель проходит последние испытания.
Хейнс бегло просмотрел всю страницу, отмечая наиболее характерные детали. Автор был довольно сдержан, однако его ироничные замечания снабдили Хейнса всей необходимой ему информацией. Ракета вполне может взлететь; люди подошли наконец вплотную к покорению других планет. И ничего о существовании какой-нибудь другой ракеты. А это значит, что та, другая, должно быть, строилась втайне, в безнадежной попытке опередить Оглеторпа.
Но все это не имело значения. Важно было расстроить все эти планы! Ни в коем случае не должны люди совершить этот полет! Это решение было нелепо, но к нему не годились мерки простого здравого смысла. Его долг состоял в том, чтобы не допустить подобного полета, и обсуждению это не подлежит.
Он быстро вернулся к газетчику и хотел уже было тронуть его за плечо, но почувствовал, как протянутая рука дернулась, стараясь избежать контакта. Мальчишка, видимо, уловил это движение.