Михаил сжал ладонь в кулак и пытался колотить себя по груди, но его рука не держалась и иногда соскальзывала вниз.
– Чтобы поговорить… а, – он махнул рукой.
– Миха, пошли спать, все уже, мужики вон перепугались из-за тебя, – куратор решил, что, выговорившись, тот успокоится, и следил лишь за тем, чтобы его действия не переходили за грань простого общения, на миг заподозрив в нем появившуюся агрессию. Но это его только подтолкнуло к продолжению.
– Ни одной граммы.… А, Анджжлль Джжлии, – едва выговорил он заплетавшимся языком, – вон…
Парщинников резко развернулся в сторону стойки бара.
– Чем хуже? Красавица!.. Анджела… – выкрикнул он имя официантки.
Дмитрич, просекши ситуацию, придерживая хмельного Михаила за локоть, когда тот обращался в сторону, незаметно намекнул иностранцам, чтобы те поскорей уходили.
Михаил, протягивая руку в сторону барной стойки, вспомнив об иностранцах, вновь повернулся, но, не заметив никого, едва удерживая равновесие не без помощи Дмитрича, направился в сторону лифта.
– И все же мы, – Михаил снова ударил кулаком себя по груди, обращаясь скорей самому себе, – актеры России, играем лучше, чем… – он повернулся, указав пальцем в сторону центрального выхода, куда вышли Нильсон с Фильчиганом, – ихне…
– Нжелочка, – Михаил обратился к официантке, которая, словно не замечая актера, занималась своим делом, – меня, красулечка, до обеда не буди.
– Хорошо, Михаил Александрович, – подыграла Анжела Парщинникову.
Михаил, заслышав женский голос, отреагировал словно заблудший путник, хотел вновь пококетничать с девушкой, но вовремя подхватившего его куратора сдался его уговорам и с его помощью направился в номер.
– Да, русские редко знают меру в выпивке, – прокомментировал замеченное им в холле кафе Нильсон, когда они с коллегой по колледжу оказались снаружи гостиницы.
Легкий ветерок слегка трепал волосы джентльменов и становился все реже, предвещая сухую и теплую погоду. На часах Фильчигана было девять часов двадцать шесть минут утра.
Нильсон был одет по ранневесеннему сезону, когда в Вирджинии в апреле воздух уже был прогрет и рядовые граждане, скинув теплые одежды, носили легкие ветровки, а кто-то выходил на улицы и без головного убора. Брезентовая кепка выделяла Нильсона среди более легко одетых изредка проходивших граждан.
Решив прогуляться по предложению Нильсона, Фильчиган решил вновь поскорей напомнить, зачем они здесь. Закупившись несколькими хлебобулочными изделиями и соком по предложению товарища Юрия, Фэргата, они остановились у центральной кофейни с вывеской как на кириллице, так и на английском – «Centralofcoffeehouses». Пококетничав немного с продавщицами, эсквайр, точнее, попробовав это сделать, но так как он был больше похож на обычного поселенца, девушки посчитали его за местного щеголя, пытавшегося вспомнить молодость. Поняв такое отношение, у Нильсона немного понизилось настроение.
– Моей дочери столько же лет, как и им, – Нильсон пожаловался товарищу, когда они сели в салон черной «пятерки», – но Мари всегда улыбнется, всегда на ее лице улыбка, даже для незнакомого заговорившего с ней человека.
Фильчиган не знал, что ответить, лишь пожал плечами и все же добавил, как интеллигентный человек, в защиту женского коллектива:
– Ну, они с самого утра на ногах, и им еще целый день топтаться.
И Нильсон все же не смог с ним не согласиться.
Автомобиль оторвался от бордюра тротуара, вырулив на проезжую часть.
Они проехали светофор через пересекаемую улицу, по правую руку вырисовывался на фоне деревьев малозаметный местный бассейн, хотя он и был размером с девятиэтажное жилое здание, друзья также не обратили внимания, чтоот тротуара за ними последовал белый Logan, оторвавшись стоявший возле остановки бассейна.
Проехав мост через реку, Нильсон обернулся посмотреть назад, чтобы еще раз подивиться строению.
– Прямо Бруклин в миниатюре, – сказал он.
Фильчиган тоже заинтересовался, но заострять внимание не стал, его больше волновал их путь. Он вспоминал.
Однажды ему пришлось посещать библиотеку полка, Андреас готовил лекцию под названием «Международные отношения между США и фашистской Германией до разрыва до вступления в войну между странами».
Андреас Фильчиган был спокойным и уравновешенным человеком. Все его детство и отрочество прошли в одноэтажном доме с его родителями, которые были преподавателями гуманитарных наук, быть может, поэтому Фильчиган выбрал философский факультет и стал преподавателем обществознания в колледже, расположенном в двух кварталах от дома. Друзей, на которых бы он мог, по его мнению, положиться, не было, кроме жившего по соседству Нильсона, эсквайра, и прежде чем отслужить в армии, Фильчиган советовался с Нильсоном по этому поводу, специально посетив его двор, единственный раз за все соседство побывав на этой территории.