– Но он же русский, Андреас, он что-нибудь придумает, – отозвался Нильсон уже из ванной.
– Ну, может быть, – сказал Фильчиган, пожав плечами, и подошел к своей тумбочке у кровати.
Через несколько минуту старинные друзья, спустившись на лифте, сидели за столами в гостиничной столовой.
Нильсон, как всегда, в первую очередь принялся поедать то, что находилось перед ним в тарелке как легкий завтрак. Фильчиган, не подозревая об этом, выглядел очень деловито. Он, рассматривая край карты, все же пытался представить, как именно может располагаться форпост в виде шестигранника на таком участке, как окраина поселка Конвейер, иногда пропуская по два глотка свежего кофе.
Андреас не заметил, как к ним подошла миловидная брюнетка, предложив буклет по заказу пиццы. Нильсон принял буклет из ее рук вместо задумавшегося социолога, как настоящий ученый посчитав, что все может пригодиться.
– Не могу я все, Бен, себе представить, как на таком островке может поместиться целый солдатский полк, – отвлекся от карты Фильчиган, чтобы сделать очередные два глотка.
– Ну, я не знаю, как умещаются полки или только взводные подразделения, а вот здешнюю пиццерию на Чум… Чум-баров-ке, – с трудом выговорил по слогам название одной из улиц города эсквайр, найдя адрес пиццерии, – думаю, стоит посетить. Интересно знать, как они здесь готовят «мама Дольче».
Под свои сорок лет Нильсон был весьма великодушным человеком плотного телосложения, но, сам того не замечая, становился нервозным, когда ему хотелось есть, где до того времени, чтобы перекусить, приходилось ожидать более пятнадцати минут. Не совсем можно было сказать, что он был большим любителем набить свой живот просто едой или, зная, где поблизости она находится, кроме поездок, он чувствовал себя спокойнее. Фильчиган, наоборот, обычно был сдержаннее к еде и завтрак начинал только лишь с чашкой чая и бутербродом, а если он ощущал утренний голод, ел приготовленную мамой кашу.
Оба эстета-американца не заметили, как из номеров, появившись в дверях словно зомби, направлялся через холл к бару изрядно подвыпивший мужчина.
– Анджелин, – сказал он с кокетством, сонным взглядом обращаясь к барменше, едва открывая рот, – мне два по пятьдесят и все…
Он указывал, прищурившись, глазом на одну из стоявших позади девушки в баре бутылок коньяка, словно прицеливаясь.
– И все, Миша, хорош уже, и так всю ночь… – сказал рядом пришедший с ним его товарищ, который выглядел лишь слегка выпившим.
– Не, Дмитрич, еще по пятьдесят, во-во, – обрадовался Миша заполнявшейся рюмке. – А Дмитричу?!
Шутливо, но с осуждающим видом он бросил взгляд на Анжелику.
– Мой друг тоже не откажется, – промурлыкал словно мартовский кот, не спуская взгляда с девушки, и на его, казалось, серьезном лице вдруг расплылась слегка похотливая улыбка.
– Не-не, я не буду, Миша, все, мне хватит, завтра днем еще тему для очерка надо обдумать, – отказался от выпивки его приятель.
– Ну вот, – Михаил хотел сделать расстроенный вид, но у него это очень плохо получилось, и он опрокинул жидкость в рот, передернувшись от удовольствия.
– А! Хорошо! – выдохнул он.
Рядом находившийся с ним молодой человек, облокотившись локтем о столик бармена, устало потирал левую часть лица. Он плохо походил на собутыльника приезжего, но, скорее, на сотоварища, чем на его гида или куратора.
Нильсон и Фильчиган закончили завтрак. Фильчиган опустил пустую чашку на стол и хотел взять карту, как Нильсон заметил:
– Да, Андрес, не много же тебе надо, приятель, с утра – кусок пирога да сервизная чашка кофе, – сказало он.
– Да я, – задумался Фильчиган, – мало ем, когда волнуюсь.
– Ну, друг, что… – внезапно на их стол, оборвав речь Нильсона, упал, удерживаясь на вытянутых руках, изрядно подпивший Миша.
– Хелло, май фрэндс американос! – он поднял кверху руку, сжав кулак, в знак приветствия, чем вогнал в недоумение Фильчигана. – Хеллоу, Америка, ай лайк ю! – выдавил он, едва удерживаясь на ногах.
Он поспешил к американцам, когда услышал их голоса, теперь к нему уже спешил его куратор.
– Миша, Миша, – успокаивал его Дмитрич, – не приставай к людям.
– А я и не пристаю, – Михаил вдруг вытянулся, его лицо приняло деловой вид.
– Май нейм из, – пытался выговорить Михаил на ломаном английском языке, – Михаил.
Михаил протянул Фильчигану руку, тот, не зная, что русский может предпринять в следующий момент, если не пойти ему навстречу, неуверенно протянул руку в ответ. Рука нового знакомого оказалась тяжелой для обществоведа.
– Михаил Парщинников. Дую ноу эбаут ми? – продолжил он. – Оф, да, ну конечно, откуда вам известно, вы и наши фильмы-то не смотрите. Все только пых да пых, – Михаил, вытянув указательный палец в сторону, словно в замедленной съемке, обхватив кисть руки, представил, что целится из пистолета в неведомого врага, – а души?!